же ночью ее нашли «цензоры».
Я сглотнула комок, застрявший в горле, осушила бокал шампанского и несколько минут глядела в окно невидящим взором, разбираясь в собственных чувствах. «Остальные фото, вероятно, тоже принадлежали жертвам этих «цензоров». Себастьяну искренне больно вспоминать все это, и я ему верю. Мне даже стыдно, что я опять позволила себе усомниться в нем… Мы должны жить дальше, жить настоящим и думать только о будущем, он прав…»
* * *
Забвение.
Тихий февральский вечер. За окном в бесшумном безумии кружатся снежинки. В доме темно и пустынно. И я – единственно живое существо в этом склепе. Здесь погребено светлое, беззаботное прошлое. Это место пропитано моим страданием… в воздухе витает отчаяние и боль.
Странноватая картина пришла в движение, когда к дому подъехала машина, и в коридоре зажегся свет. Громкий женский смех, довольный мужской шепоток, разговоры, снова истеричный смех… Гостиная озаряется софитами, и двое на пороге замирают в немом оцепенении. Женщина – все еще пьяно улыбаясь. Мужчина – в ужасе. Его лицо искажается, зрачки расширяются до предела.
– Ты?.. – выдохнул Андрей, едва не захлебнувшись воздухом.
И, не думая подниматься из нагретого кресла, я лишь лениво перекинула ногу на ногу, медленно обернулась. Мой прямой, уверенный и бесстрашный взгляд заставил Андрея вздрогнуть.
– Привет, – изобразив беспечность, улыбнулась я. – Конечно, я. А ты что… не рад?..
– Ты же сказал, она погибла… – выпалила его спутница, переводя ошеломленный взгляд с меня на Андрея.
– Да вот… воскресла. А он чего–то не рад, – рассмеялась я. – Ты разве не соскучился по мне, папочка? – я откинулась назад, выгнула спину и вызывающе провела пальчиками от шеи до груди, отогнула ворот блузки, открывая декольте.
Тетка нахмурилась и захлопала длинными ресницами, но Андрей наконец–то пришел в себя от первого шока и поволок спутницу к выходу.
– Э–эй! Полегче! Андрей, мне больно!
– Вали, я сказал! – рыкнул он, выталкивая любовницу на свежий воздух.
– Как я домой–то доберусь!? – обиженно хныкнула она.
Кажется, он даже сунул ей денег на попутку. «Неслыханное благородство! Кто бы мог подумать, что ты – сама галантность, Андрей!?..» – ухмыльнулась я про себя. Позу не меняла. Мне понравилась эта игра. Андрей вернулся в гостиную, внимательно разглядывая меня, обошел полукругом и остановился на расстоянии, у окна.
– Мне ни хрена не интересно, как ты выбралась оттуда, – плюнул он, – Если только ты не стала… одной из «этих».
– Да нет, – я расплылась в широкой, открытой улыбке, – не стала.
Андрей заметно осмелел.
– Хм. Ну, тогда здравствуй, сладкая моя! – обрадовался он, сложив руки на раскаченной груди. – Соскучилась?.. – он изогнул бровь. – Или пришла мне мстить?.. – самодовольно рассмеялся мужчина, – Что у тебя там, под подолом? Пистолетик?.. Или ножичек?.. – заговорщицким шепотом закончил он, шагнул ко мне и склонился, все еще улыбаясь.
– Не поверишь, – его же интонацией ответила я. – Ни того, ни другого. Даже пилки для ногтей не прихватила.
– Тогда какого ты вообще сюда приперлась?! – сорвав улыбку с лица, рявкнул Андрей, теряя терпение. – Только вечер мне испортила, зараза… Ты здесь давно никто, и звать тебя никак!
– Ошибаешься… – прошипела я, в предвкушении кульминации. – Вот именно тут ты жестоко и си– ильно ошибаешься, Андрей.
Он потянулся, чтобы схватить меня за горло, но воздух сгустился, и какая–то невидимая сила буквально отшвырнула его от кресла.
– Твою мать… Сказала, что не стала, а я повелся, б…дь… – поднимаясь с ковра, раздосадовано пробурчал он себе под нос.
– Это не я… – поднимая ладони, как в детской игре, посмеялась я с невинной миной.
А из–за моей спины, со стороны кухни, из темноты на свет вышел высокий подтянутый парень в дорогом итальянском костюме–тройке. Рико – охранник Айена.
– Это что еще за клоун?! – Андрей ткнул пальцем в его сторону, но так и не успел добраться до истины.
Рико в одно мгновение очутился рядом с ним, перехватил выставленную руку и почти без замаха, с места вдарил под дых прямой ладонью. Такой тонкий, почти юный Рико и такой здоровый амбал выглядели странно в этой короткой схватке. Особенно, когда Андрей обмяк в его «объятиях».
Во двор въехала еще одна машина, но мотор не глушила. Рико взвалил на плечо бессознательное тело и молча покинул дом. Я подошла к окну, провожая их взглядом. За рулем сидел не менее странный тип. Когда мы ехали сюда, я заметила, что у него зеленые глаза. Но разглядывать не стала. Уж, больно плотоядно он на меня косился.
В кармане завибрировал мобильный.
– Да, Себастьян, – улыбнулась я своему отражению в стекле.
– Солнце, ты как? Все в порядке?
– Да. Они уезжают уже. Ты далеко?
– Подъезжаю к вашему повороту.
– Забери меня поскорее. Не хочу больше оставаться здесь ни минуты…
* * *
Вдохновение.
Несколько коротких мазков. Вольный ванильно–лимонный локон, едва касается фарфоровой скулы, смягчая властный подбородок. Острый взгляд ясных кофейных глаз из–под мягких бровей. Тонкие губы чуть сжаты в призрачной улыбке. Легким касанием кисти, обозначив ямочку на щеке, я отступила от мольберта и будто вышла из состояния транса, очнулась. С холста на меня глядел ОН. Неясное волнение участило пульс. Ощущение присутствия… Я обернулась. Открытая терраса была пуста. Белые невесомые полоски ткани вокруг площадки едва шевелил теплый ночной ветер. Босиком прошлась до парапета. Плитка на полу, нагретая днем раскаленным июльским солнцем, начала остывать и целовала ступни прохладой. «Здесь никого нет…» – убеждал меня разум. Но сердце считало иначе. Вглядываясь в темноту ночного сада, я прислушалась, глубоко вдохнула… и закрыла глаза, ощутив сладковато–терпкий аромат. Чуть подалась назад… навстречу смыкающимся на талии рукам. Плеча коснулись чувственные губы.
– Как тебе твой новый дом?.. Обжилась?.. – ласковый шепот… И я льну к нему всем телом, желая отвергнуть все эфемерное и призрачное.
– Здесь чудесно, – умиротворено вздохнула я, улыбаясь самой себе, – Но я ужасно соскучилась.
– И я. Но вынужденная разлука принесла нам не только страдание, но и пользу… Только взгляни… Теперь я всегда с тобой… – отвечал Себастьян, вместе со мной оборачиваясь к портрету.