в шляпе-треуголке. Вы еще передали ему трофейную самоходку, перед тем как сесть на последний уходящий с Азурна бот. Неужели не помните? — с надеждой спросил он. — Торпедист Барбюс помнит.
— Вселенная! — выдохнул Брим. — Еще бы не помнить… тот дворянин? Арам улыбнулся.
— Да, — произнес он. — Первый эрл Хересский — и к тому же двоюродный брат кронпринца Лео, который награждал вас. А второй азурниец в вашей самоходке был Таршиш из Йосиев, некогда наш премьер-министр. Вы и ваши люди освободили их из лагеря в исследовательском центре. Это по их персональному ходатайству вас наградили орденом Безоблачного Полета.
Брим стиснул зубы — на него навалились воспоминания о том кошмарном рейде. Пленные азурнийцы содержались в ужасающих условиях — даже крылья им обрезали, чтобы лишить возможности бежать. Впрочем, для Облачников в таком обхождении не было ничего необычного, и они не видели в этом особой жестокости. Их милитаризованным обществом правил исключительно голый прагматизм, а для охраны бескрылых пленников требовалось меньше солдат, вот и все.
— Не надо жалеть их, — негромко заметил Арам, прервав невеселые воспоминания карескрийца. — Даже потеряв свои крылья, они не утратили гордости и способности драться, очень скоро убедились в этом на собственной шкуре.
Брим улыбнулся и кивнул.
— Да, — так же тихо ответил он. — Я понял это еще тогда, как только заглянул им в глаза. Азурнийский лейтенант улыбнулся в ответ:
— Спасибо. Возможно, на борту «Непокорного» я по меньшей мере начну возвращать мой долг вам и мистеру Барбюсу.
Прошло несколько мгновений, прежде чем Брим понял, о чем говорит молодой азурниец. Он зажмурился и покачал головой.
— Никто никому ничего не должен, — твердо заявил он. — Мы с Барбюсом просто исполняли долг солдат Империи. — Он рассмеялся. — И потом, если вы обладаете хотя бы половиной воинственности азурнийцев, с которыми я познакомился в тот рейд, нам тытьчертовски повезло, что мы заполучили вас в экипаж. Нам еще драться и драться. — Он сделал широкий жест, приглашая рулевого второго класса на тренажеры:
— А теперь позвольте мне показать вам наш новый корабль…
Постепенно «Непокорный» начал обретать все более завершенный вид, возвышаясь над катушками кабелей, штабелями панелей обшивки, труб, ящиков с генераторами и прочим строительным хламом. Еще через две недели офицерские каюты были отделаны и обставлены, и Брим переселился на борт — отметив при этом, что его пожитки увеличились с одного чемодана (с которым он впервые, окончив Академию Космогации, явился на Эорейскую базу Космофлота на Гиммас-Хефдоне) до целых двух, паривших за ним на привязи, пока он поднимался по трапу.
По мере того как на борту начинали монтироваться все новые корабельные системы, все больше членов экипажа проходили через импровизированный пропускной пункт Барбюса у главного входного люка, и мало-помалу корабль, по крайней мере в некоторых отношениях, стал напоминать боеспособную единицу Имперского Космофлота.
Точно так же мало-помалу доделали корпус и надстройку «Непокорного», и наконец настал день, когда звездолет можно было переместить в обычный гравибассейн. Следуя древней традиции, событие это отметили краткой церемонией спуска — тем более краткой, что весь комплекс Бестиянских верфей охватила невиданная доселе строительная спешка.
Брим с Урсисом наблюдали за последними приготовлениями с недостроенного, открытого всем ветрам и дождям капитанского мостика. У них под ногами, глубоко во чреве корабля, мерно рокотали два мощных гравигенератора восемьдесят четвертой модели. Флаг Барбюса гордо реял на временном флагштоке на самом носу корабля. Над головой неслись, чуть не задевая антенну КА'ППА-связи, тяжелые тучи частые, можно сказать ежедневные грозы вообще были характерны для этого времени года на Элеандоре. Свинцовые волны залива покрылись белыми барашками.
— Что ни говори, «Непокорный» намного больше нашего старого доброго «Свирепого», — заметил медведь, стоя у единственного установленного пока на мостике пульта управления антигравами. Придерживая фуражку, чтобы ее не сдуло ветром, он махнул лапой в сторону двух больших горбатых буксиров, приближающихся к кораблю, вздымая клубы белой пены. — Помнишь, эсминцу Т-класса вполне хватало одного буксира, — с ухмылкой заметил Урсис. — Этот же, даже недостроенный, уже не обойдется без двух. — Он перегнулся через плечо младшего лейтенанта Алексия Радостны Проводника, чтобы лично проверить показания приборов подъемных генераторов. Проводник, новый моторист, только что прибывший с Содески, ростом заметно уступал Урсису. Уши у него были меньше, но острее, чем у большинства коллег, да и клыки меньше, но уже украшены двумя впечатляющими алмазными коронками. Молодой медведь явно происходил из какой-то чрезвычайно богатой содескийской семьи, что, впрочем, ничуть не мешало ему с энтузиазмом изучать устройство корабельных систем. В общем, он сразу же стал любимцем всего экипажа.
Брим облокотился на переплет не установленных еще гиперэкранов — стекловидных кристаллов, обеспечивающих обзор из рубки на скоростях выше световой — и улыбнулся.
— Судя по тому, что требует от меня «Ящик», с точки зрения управления «Непокорный» действительно гораздо больше, — заметил он с усмешкой. — Сил приходится прикладывать примерно столько же, сколько вот такому буксиру.
— В таком случае, дружище Вилф, — кивнул Урсис, и в глазах его загорелись веселые огоньки, — мы с тобой отбуксируем Негрола Трианского в Преисподнюю. Будем биться доступным нам оружием. — Он подмигнул, и над их головами тут же прокатился громовой раскат.
На самом носу «Непокорного», с трудом удерживаясь на скользкой палубе, бригада рабочих с верфи в блестящих комбинезонах поспешно снимала защитные чехлы с оптических клюзов. Оба буксира уже замерли в двух сотнях иралов от стапеля. Из их массивных линз вырвались толстые зеленые силовые лучи, уперлись в швартовые клюзы «Непокорного» и вспыхнули ярче, когда буксиры дали задний ход. «Непокорный» пока что оставался пришвартованным к стапелю.
Там же, у носа крейсера, собралась на временном помосте небольшая толпа. Автоматические зонтики раскачивались и рвались из рук на ветру. Кто-то прочитал короткую речь — с мостика ее все равно не было слышно. Духовой оркестр нестройно грянул несколько так-тов воинственного марша Грат'муцского сектора Галактики — вот это, по крайней мере уханье барабана, Брим различил прекрасно.
— Борт девятьсот двадцать один, — неожиданно рявкнул голос из временно укрепленного на стрингере пульта связи, — свяжитесь с диспетчерской на волне ГТД ноль пять один. Добрый день, сэр.
— Борт девятьсот двадцать один, переключаюсь на волну ГТД ноль пять один. Спасибо, — ответил Брим, вращая верньер настройки на старом пульте. — Борт девятьсот двадцать один, жду разрешения на сход со стапеля.
— Борту девятьсот двадцать один, добрый день, — прорезался в эфире женский голос. — Подтвердите-готовность отдать швартовы.
— Минуточку, — ответил Брим. Он покосился на Урсиса и вопросительно приподнял бровь. — Диспетчер хочет знать, готовы ли мы отдать швартовы.
Медведь еще раз глянул на циферблат и, нахмурился, задумчиво покачал головой и повернулся к Проводнику.
— Боюсь, Николае Януарьевич, — откликнулся молодой медведь, не снимая лап с рычагов управления; строчка индикаторов сменила цвет с желтого на зеленый. — За последние пару циклов левые генераторы трижды сбивали настройку. Я как раз хотел предупредить вас. — Индикаторы снова сменили цвет. — Ага, вот в чем дело, сэр, — добавил он. — Один из контуров питания, похоже, коротит. Поля Тен'штадта в икс-демпфере понизили интенсивность до шестидесяти семи.
Урсис наклонился и хмуро уставился на приборы.
— Гм, — пробормотал он. — Я вижу, что вы имели в виду. — Он нахмурился еще сильнее, потом повернулся к Бриму. — Ты уже и сам, должно быть, догадался, Вилф, — с озабоченным видом произнес он. — У нас разлажена автоматика правых подъемных. — Он подумал немного, вглядываясь в свинцовые
