ранга лучше не спорить. У него и вид суровый…
— Ясно. — Офицер, нахмурясь, поразмыслил еще немного — все это время Брим напоминал себе, что нужно дышать, — и вернул планшетку назад. — Выполняйте, матрос, — неохотно вымолвил он, — да не бездельничайте, возвращайтесь сразу.
— Есть, сэр. — Брим приложил руку к виску и бегом понесся по коридору, а чемодан полетел за ним. — Вам не придется видеть, как я бездельничаю на борту этого корабля, сэр, — пообещал он через плечо и помчался вниз по трапу, перескакивая через две ступеньки.
Еще несколько циклов — и он добрался до служебного люка. Снаружи ярко-желтые лампы Карлесона освещали длинные крытые сходни. Свобода ждала его в какой-нибудь сотне иралов, но оставалось последнее препятствие: сторожевая будка, обойти которую было нельзя. Брим, собрав всю свою отвагу и наглость, двинулся к выходу.
Охранник, высокий костлявый детина с туповатым взором, бугристым носом и выпирающей челюстью, по которой так и хотелось двинуть, вел по дисплею оживленную беседу с потрепанного вида женщиной, чьи обильная косметика и фантастически зеленые веки выдавали представительницу древнейшей профессии. Не прерывая диалога, охранник выставил из окошка начальственную длань и загородил Бриму дорогу.
— Спешное дело, офицер, — громким шепотом оповестил его Брим. — Уже пять кликов, как этот багаж ждут у люка пятьдесят один. Какую-то дамочку будто бы застали в постели не с тем мужиком… — Брим взмахнул своей планшеткой. — Видите? Ярлык на чемодане соответствует.
Пульт в будке сердито заверещал. У Брима упало сердце, а охранник вытаращил глаза на дисплей.
— Я про себя таких слов никому не позволяю говорить — а уж тебе и подавно, шлюха!
Та ответила шумно и неразборчиво, между тем как охранник, не находя слов от ярости, смотрел на Брима невидящим взором.
У Брима душа ушла в пятки, и он опять помахал перед стражем планшеткой, шепча театрально:
— Я спешу.
Охранник махнул ему рукой и излил по селектору поток брани. Брим, не слушая, снова обогнал чемодан — так не терпелось ему убраться со служебной территории МГЛ. Через пять циклов его желание исполнилось.
Он чувствовал себя немного виноватым, но надеялся, что похищенный чемодан скоро найдут и вернут владельцу. Брим оставил его вместе с форменной робой за огеттовой изгородью в людном порту и теперь поднимался на холм вдоль одного из трамвайных путей. Эти каменные желобки пересекали весь город, и трамвайные вагончики сновали по ним в обоих направлениях с устрашающей быстротой. Когда между ним и МГЛ осталось не меньше пяти кленетов, Брим свернул в старую часть города и укрылся от вечерней весенней прохлады на крыльце какой-то лавки. Время от времени он постукивал зубами, но не помнил, когда в последний раз чувствовал себя так хорошо. Он словно домой вернулся.
Он проснулся, когда большая звезда Гадор разукрасила горизонт Гелика красными и пурпурными полосами. Маленькие местные кораблики жужу, слетая с ночного неба, садились на воду. Маяк указывал им путь. Аталанта! Брим снова проголодался и отдал бы многое за чашку горячего кф'кесса. Зато он был свободен — за одно это стоило проделать чуть не доконавший его рейс.
Со своего места на холме он видел весь гражданский порт и громадный корпус «Процветающего» — лайнер стоял в обширном гравибассейне у канала, среди многочисленных складов и причалов МГЛ. Мириады позиционных огней и люков светились, как маленькая галактика. Брим покачал головой: красавец, одно слово. Он влюбился в этот корабль еще несколько лет назад, когда впервые его увидел, и горький матросский опыт ничего не изменил. Тех, кто любит звездолеты и сами звезды так, как Брим, не так-то легко обескуражить.
Наверное, портовые власти уже объявили розыск. Скоро он как беглый украсит своей фамилией стены полицейских участков в дюжине портов Империи. Но тем скорее всего дело и ограничится: пропажа одного из уборщиков не столь уж невосполнима. Кроме того, МГЛ еще и заработали на нем — матросам платят только по возвращении. Он отработал свой проезд — это честная сделка. В придачу они могут оставить себе весь свой мусор.
Один из миллиона городских боекотов потерся о его ноги, и Брим вспомнил, как впервые увидел этот город два с лишним года назад. Власти Аталанты многое успели восстановить после отражения последнего штурма Лиги. Брим повсюду видел новые черепичные крыши — красные, коричневые, оранжевые и зеленые, новые стены рядом со старыми и купола, залатанные новым блестящим металлом. Но, как он заметил еще вечером, многие раны до сих пор остались не залеченными — на его космический глаз, их было даже больше, чем залеченных. Город изобиловал пустырями, грудами щебня, выбитыми окнами и обгоревшими остовами зданий. Быть может, самым разительным напоминанием о жестокой битве за город служил пустой утес, где некогда стоял монастырь градгроут-норшелитов. Брим с почтением вспоминал его громадный шпиль в форме языка пламени и девиз над массивным порталом:
В разрушении возрождение.
Лишь через истину лежит путь к силе.
Когда первые лучи Гадора окрасили оплавленную верхушку утеса в коралловый цвет, Брим увидел там леса и начатую постройку огромной круглой стены. Он кивнул, улыбаясь. Значит, градгроуты уже взялись за восстановление своего знаменитого храма. Братья никогда не боялись разрушения — Брим знал это по опыту.
А вот его жизнь изменилась в корне. В былые времена градгроутский монастырь интересовал его, даже интриговал. Теперь его интересует совсем другое: чем бы наполнить пустой желудок и где бы переночевать. Брим посмотрел через гавань на флотскую базу, где как раз поднимался над заливом легкий крейсер. Даже издали Брим распознал в нем звездолет класса «Возмездие». Корабль с ревом устремился в небо, и по спине у Брима пробежал холодок. Множество воспоминаний связывало его с этим обширным флотским комплексом — и он не мог отделаться от них, несмотря ни на что. Особенно дорога была память о Клавдии Вальмонт, прекрасной интендантке, бывшей ему другом и дарившей ему любовь, когда К.И.Ф. «Непокорный» возвращался в порт приписки Аталанту. Брим усмехнулся уголком губ, глядя, как Гадор постепенно озаряет гавань. Даже теперь ему трудно определить, кем стала для него Клавдия — другом, любовницей или чем-то большим — в те первые безумные месяцы после свадьбы Марго. Одно несомненно: она была первейшей кухаркой в известной ему Вселенной. У него и теперь текли слюнки от воспоминаний о ее стряпне.
Клавдия тоже ушла из его жизни — он сам так захотел. Он просто перестал отвечать ей, когда понял, что его дела в Авалоне не сулят ничего хорошего. Утрата ее искрящихся бодростью писем была высокой платой за гордость, но лучше уж так, чем дать ей понять, какой крах он потерпел на гражданке.
Поразмыслив еще немного, Брим сунул руки в карманы и зашагал вниз с холма — на этот раз к старой припортовой части Аталанты, где думал поискать работу. Быть может, когда-нибудь он еще решится увидеться с Клавдией — но не раньше, чем утвердится немного в этой новой послевоенной жизни, которая так долго его отвергала.
Меньше чем через полметацикла быстрой ходьбы он оказался в полузнакомой путанице темных улочек и мутных каналов, где стояли ветхие дома из древнего кирпича и камня. Воздух насыщали таинственные и узнаваемые запахи товаров, свезенных со всей галактики. За булыжником и мерцающими трамвайными путями виднелся старый склад, где когда-то висела фиктивная вывеска Космоспасательной Службы Со Скидкой. Это здание, теперь необитаемое, тогда служило штабом одной из самых блестящих за всю войну разведывательных операций. Брим получил за нее Императорский Крест — и вот теперь старая развалина сама напомнила ему о себе.
Брим осмотрелся. Если он собирается найти работу, то лучше всего начать отсюда. Даже в этот ранний час улицы здесь кишели прохожими, явно спешащими по делам. Интересно, чем они занимаются? Раньше, насколько он помнил, в Аталанте так одевались рабочие: мешковатые штаны или широкие юбки с яркими рубашками и блузами. Верхней одеждой служили широкие куртки или безрукавки с высоким воротом.
