вкусил во Флоте, забыть было не так легко.
Большая, яркая уличная голопанель показывала выпуск новостей, и Брим остановился посмотреть. Его внимание привлек силуэт звездолета, Стройный и мощный на вид, это был один из трех преобразованных истребителей, которые Имперское Звездное Общество намеревалось выставить на гонки Митчелла; до них, насколько помнил Брим, оставалось меньше года. Вселенная, подумал он, вот на таком бы полетать! Брим усмехнулся, вспомнив слова Пэм Хейл о богатых и знаменитых. Он, конечно, человек бедный и незаметный, но в свое время ходил в приятелях у многих членов элитного клуба, хотя сейчас они, поди, постыдились бы в этом признаться.
Он вздохнул, поднимаясь по узкой лестнице к своей квартире. Кухонные запахи из соседских дверей напоминали ему, что последней его пищей был холодный завтрак, которым угостил его капитан буксира чуть ли не сутки назад. Однако поужинать ему сегодня не придется. Визит Марго надо почтить хорошим логийским вином — значит без экономии не обойтись.
Он отпер облупленную дверь и вошел в свою холодную однокомнатную квартирку, где было очень мало мебели, да и не только мебели. Оказавшись в кризисном положении, он распродал почти все свое скудное имущество — включая боевые награды и редкий старинный содескийский бластер, — оптимистически надеясь, что новая работа все ему возместит. Так много безработных космонавтов скиталось по улицам Авалона и так мало кораблей еще оставалось на ходу, что работу находили только люди со связями: квалификация на этом жестком рынке имела второстепенное значение. Для Брима же использовать связи, которые у него, несомненно, имелись, значило обратиться за помощью — чего он еще никогда не делал и делать не собирался.
Сев на ящик перед престарелой ячейкой общественной сети, он запросил свою почту. На экране тут же появились послания от Николая Януарьевича Урсиса и Анастаса Алексия Бородова — зажиточных содескийских медведей, товарищей его военных лет. Они снова предлагали ему работу на транспортных судах ФСШ (Федерации Содескийских Штатов).
В очередной раз заключив, что медведи не столько нуждаются в нем по-настоящему, сколько хотят ему помочь, Брим тут же ответил им, заверив, что некий многообещающий бизнес не позволит ему освободиться еще около года. При этом уши у него горели от смущения — он испытывал почти болезненный страх перед благотворительностью. Быть может, карескрийцы — самый бедный народ в Империи, но их отличает гордость и яростное чувство независимости.
Еще одно письмо прислала лейтенант-коммандер Регула Коллингсвуд, ныне вышедшая замуж за Эрата Плутона, одного из ветхозаветных адмиралов, еще сохранившихся в Имперском Флоте. Если Брим правильно помнил, она являлась также офицером Имперского Звездного Общества. В который уже раз она приглашала Брима в Бемус-Холл, их старинное поместье на северном берегу озера Мерсин. Брим печально покачал головой. Вот и Коллингсвуд его жалеет. Он отправил ей вежливый отказ, выразив подобающую признательность и сожаления. Не может он явиться в своем нынешнем состоянии в столь блестящее общество — как не может принять помощь азурнийского посольства, которое опять запрашивает о его обстоятельствах от имени нации, чью вечную благодарность он заслужил во время войны. Он и им ответил, что ни в чем не нуждается. Если человек сам не способен проложить себе дорогу в галактике, он и жить недостоин — только и всего.
Послание Марго он, как обычно, приберег напоследок. Получить от нее весточку стало у него навязчивой идеей — но в последнее время ее письма представлялись ему в новом и крайне тревожном свете.
Во время его службы во Флоте огромная разница их материальных обстоятельств никогда не казалась ему чем-то непреодолимым. Он был тогда офицером, успешно делавшим карьеру. Но теперь Марго как была, так и осталась принцессой, он же стал никем без особых перспектив на будущее. Он сознавал, что бедность искажает его взгляд на вещи, и в то же время был почти уверен, что Марго не изменила их звездной любви. Во всяком случае, ее послания оставались столь же любящими и эротическими, как были до ее замужества.
Не прошло и метацикла, как он убедился, что ее последнее письмо не составляет исключения. «Вилф, любовь моя, — шептала она с экрана, — скоро мы будем вместе, и мне не придется делать это самой». Он вытер лоб и в сотый раз поглядел в зеркало. Марго сказала «скоро» меньше двух дней назад. Вут даст, его разбитый нос еще заживет до встречи.
Видавшая виды кровать Брима заскрипела, когда Марго, утомленно закинув ногу ему на бедро, покрыла его лицо поцелуями.
— Я люблю тебя, Вилф, — удовлетворенно вздохнула она, — люблю больше Вселенной.
Брим, которому после долгого, насыщенного любовью вечера почему-то совсем не хотелось спать, нежно погладил ее шелковистые локоны. Ее дыхание стало ровнее, и она притихла в его объятиях. В тишине глубокой ночи он вспомнил, как они встречались в романтическом полумраке уютного старомодного кафе. Там его дешевая одежда как-то не бросалась в глаза, а когда он поднес к губам ее длинные точеные пальцы, вся безнадежность его теперешней жизни растворилась в теплом сиянии ее души. После она превратила его убогий подъезд в парадную лестницу шикарного отеля и медленно, снимая одно за другим, открыла ему свое великолепное тело, и он зарылся лицом в ее влажные золотые кудри.
В молчании ночи ее теплое благоуханное дыхание выпрямляло его пошатнувшийся дух. Ясно, что он ей не менее дорог, чем в тот незабываемый вечер, когда они впервые занимались любовью в принадлежащих ей апартаментах Эфферианского посольства.
Но внезапно нахлынувшая волна отчаяния унесла с собой все тепло. В те дни Вилф Брим был космическим пилотом, он исполнял важную миссию, имел виды на будущее и вполне мог удовлетворить самую желанную женщину во всей Империи. В той свирепой схватке имели значение только мастерство, отвага и уверенность. У него все это было — и в избытке. Но в мирной Империи, руководимой КМГС, мастерство и отвага, похоже, ничего уже больше не значат. И он испытывал непреходящий страх от того, что и уверенность мало-помалу его покидает. Брим лежал еще долго, пока не впал в полубессознательное состояние, лишь смутно напоминающее сон.
Очнулся он внезапно, услышав тихий плач на соседней подушке.
— Марго, что с тобой? — горячечно зашептал он. — Что случилось?
При слабом свете настенного обогревателя он видел, как тушь с ресниц течет у нее по щекам.
Но она зарылась головой в подушку и расплакалась еще пуще, сотрясаясь всем телом. Всерьез обеспокоенный, Брим обнял ее и гладил ей затылок и плечи, пока она не успокоилась немного и не перестала биться в рыданиях. Тогда он шепнул ей на ухо:
— Расскажи мне — в чем дело? Спрятав лицо в сгиб его руки, она потрясла головой.
— Я не хочу ничего рассказывать, Вилф, — но я должна. — Она выскользнула из постели, включила свет над раковиной и стала умываться.
У Брима, как он ни был встревожен, вид ее ягодиц и длинных стройных ног вызвал знакомое возбуждение. Марго Эффервик, бесспорно, была самой желанной женщиной во всей галактике. Что же у нее такое стряслось? Он прикусил губу. Остается набраться терпения и ждать, когда она захочет с ним поделиться.
Обозрев себя в крохотном зеркальце. Марго наконец вернулась в постель, устроилась, подвернув под себя ноги, рядом с Бримом и взяла его руку в свои.
— Сначала я думала, — начала она, глядя на него очень серьезно, — что лучше будет скрыть это от тебя на какое-то время. — Она тихо вздохнула. Светящийся обогреватель окружал ее волосы золотым ореолом. — Но в эту ночь я вдруг проснулась от страха, что если я это сделаю, то потеряю твое доверие, а значит, и тебя тоже, Вилф Брим.
Ее покрасневшие от слез глаза смотрели на него с такой неистовой страстью, что он приподнялся, сел и сказал тихо:
— Я слушаю тебя, Марго.
Словно в молитве — ему доводилось видеть, как люди молятся, — она склонила голову, на миг закрыла глаза и посмотрела прямо на него.
— Я беременна, Вилф, — прошептала она торопливо, словно ей не терпелось избавиться от этих горьких слов. — Через неполных восемь месяцев я рожу Рогану сына.
