ожидать.
Предлог был, правда, явно надуманным. Шерингэм – профессор биохимии в местном университете, владелец великолепно оборудованной лаборатории, о которой ходили легенды. А он, Макстид, в прошлом дисквалифицированный спортсмен, работает ныне торговым агентом в одной из фирм, производящих электронные микроскопы. Шерингэм вдруг сам позвонил ему и предложил встретиться, намекнув, что встреча может представлять обоюдный интерес.
Разумеется, о деле пока не было сказано ни слова, не упоминалось и имя Сьюзан, которая была, без сомнения, главным звеном в этой шараде. Макстид прикидывал возможные варианты неприятного объяснения, которое неизбежно последует. Как это все произойдет? Нервное метание обманутого мужа из угла в угол, предъявление компрометирующих фотографий, пощечина? В этом Шерингэме есть что-то от зловредного испорченного мальчишки.
Внезапно что-то вернуло его к действительности. Заметно похолодало, словно включили кондиционер. Он почувствовал, как по телу поползли мурашки от струи холодного сквозняка, потянувшего по ногам, а затем дохнувшего в затылок. Он взял стакан и допил остаток виски.
– Холодно у вас здесь, – промолвил он.
– Вы так считаете? – рассеянно спросил Шерингэм и посмотрел на часы. Казалось, он к чему-то прислушивается, словно ждет сигнала. Наконец, встряхнувшись, со странной полуусмешкой он сказал: – Ну вот и настало время прослушать последнюю.
– Вы это о чем? – спросил Макстид.
– Сидите. – Шерингэм встал. – Я сейчас включу проигрыватель. – Он указал на рупор усиливающего устройства за спиной Макстида и все с той же ухмылкой исчез в доме.
Ежась от холода, Макстид смотрел на вечернее небо и ждал, когда наконец перестанет дуть этот неприятный сквозной ветер, который как нож вспорол теплый вечерний воздух над двориком.
В рупоре за его спиной послышалось слабое потрескивание, неожиданно повторенное множеством других невидимых рупоров, спрятанных, как вдруг понял Макстид, в живой изгороди дворика.
Недоуменно покачав головой, Макстид подивился чудачествам профессора и решил налить себе еще виски. Он потянулся через стол к графину, но странная тяжесть в теле помешала ему. Он снова плюхнулся в кресло. Ему казалось, что желудок наполнен тяжелой, холодной, как лед, ртутью, не позволяющей сдвинуться с места. Он снова попытался привстать и взять стакан, но лишь неловко задел его и тот откатился на другой конец стола. Кружилась голова, и Макстид тяжело облокотился о стеклянную крышку стола, чувствуя, как голова клонится все ниже и опускается на руки.
Когда он наконец поднял ее, он увидел перед собой Шерингэма, с сочувственной усмешкой глядящего на него.
– Неважно себя чувствуете? – участливо спросил он.
Тяжело дыша, Макстид с трудом откинулся на спинку кресла и попытался что-то ответить Шерингэму, но все слова куда-то исчезли, он попросту забыл их. Сердце странно замирало, гримаса боли исказила его лицо.
– Не стоит волноваться, – успокоил его Шерингэм. – Свертываемость крови – всего лишь побочный эффект, это пройдет.
Он спокойно прохаживался по плитам дворика, наблюдая за Макстидом то с одной, то с другой стороны. Явно удовлетворенный, он наконец присел к столу и, взяв сифон с содовой, круговыми движениями взболтнул содержимое.
– Хромисто-цианокислая соль. Подавляет процесс ферментации, контролирующий водный баланс в организме. Усиливает выбросы гидроксильных ионов в кровь. Короче, Макстид, вам предстоит утонуть. Да, да, утонуть! Но не так, как это случилось бы с вами в любом естественном водоеме. Вы утонете в самом себе, Макстид. Однако не буду вас отвлекать.
И, склонив голову набок, он стал прислушиваться к звукам, доносившимся из рупоров и постепенно заполнявшим дворик. Это были странные приглушенные чмокающие звуки, похожие на плеск волн, лижущих упруго податливый берег. Заглушая их неровный сбивчивый ритм, где-то тяжело, с присвистом работали кузнечные меха. Сначала негромкие, звуки все усиливались, пока не заглушали даже привычный шум соседнего шоссе.
– Фантастика, не правда ли? – воскликнул Шерингэм. Небрежно размахивая сифоном с содовой, он перешагнул через вытянутые ноги Макстида и подкрутил что-то в одном из репродукторов. Профессор, казалось, помолодел лет на десять, он был в отличном настроении, движения его были легки и быстры.
– Высокочастотные усилители, четыреста микросон, усиливают звук в тысячу раз. Я немного смягчил его в записи, но все равно непостижимо, как даже божественные звуки могут превратиться в нечто оскорбляющее слух человека. Уверен, что вам ни за что не угадать, что здесь записано!
Макстид тяжело колыхнулся в кресле. Ртутное озеро на дне желудка было холодным и бездонным, как океанская впадина, руки и ноги непомерно раздулись, как у утопленника, долго пролежавшего в воде. Он видел перед собой возбужденно прыгающего Шерингэма, слышал непрекращающийся далекий шум прибоя. Шум обрушивающихся водяных валов становился все ближе. Вздымаясь, они громко лопались, как пузыри кипящей лавы.
– Знаете, Макстид, сколько времени у меня ушло на то, чтобы записать все это? – жестикулируя рукой с сифоном, кричал ему профессор. – Целый год! – Он стоял, широко расставив ноги, над обмякшим в кресле Макстидом. – Вы не представляете, чего мне стоил этот проклятый год! – На мгновение он вдруг умолк, но тут же прогнал прочь неприятные воспоминания. – В прошлую субботу после полуночи вы с Сьюзан сидели в этом кресле. Вам известно, Макстид, что здесь повсюду установлены микрофоны? Совсем небольшие, величиной с обыкновенный карандаш, с автоматической фокусировкой на источник звука. Лишь в одной спинке вашего кресла их вмонтировано целых четыре. – Затем профессор добавил, словно в посткриптуме. – Сквозняк – это ваше собственное дыхание, вначале относительно спокойное, как мне помнится, но зато потом ваши пульсы, бившиеся в унисон, создали этот эффект грома.
Макстид плыл куда-то, погруженный в волны звуков.
Вскоре он уже не видел ничего, кроме огромного лица Шерингэма, его разинутого рта и дергающейся бородки.
– Макстид! – вопил профессор. – Я даю вам еще шанс – сделайте еще две попытки угадать! Попробуйте
