Бенедикт кивнул.
— А где же отец Дар?
— Я как раз пришел... — начал Бенедикт, но голос отказывался ему повиноваться. Он молча показал на церковь.
— Там сейчас исповедуются, отец мой, — пояснила миссис Ромьер, обеими руками откидывая волосы, из-под которых вдруг выглянуло ее красное, обветренное лицо.
— Еще не скоро кончится?..
Бенедикт почувствовал, что вот-вот заплачет. У него кружилась голова, звенело в ушах. Он покачнулся.
В глазах молодого священника мелькнуло удивление, он протянул руку, но Бенедикт овладел собой и усмехнулся. Кровь стучала у него в висках, словно барабанная дробь.
— Тебе дурно? — с тревогой спросил отец Брамбо.
Бенедикт упрямо покачал головой.
— Я весь день постился, — прошептал он.
Отец Брамбо изумленно посмотрел на него.
— Но почему?
Бенедикт отвел глаза. На его лице появилось горделивое выражение.
— Перед причастием, — тихо сказал он. — Я всегда пощусь в ночь с пятницы на субботу.
Миссис Ромьер фыркнула.
— Не верьте ему, — сказала она, — скорей всего дома есть нечего. Работы мало, вот что, отец мой. Мало работы. По правде говоря, они все сейчас постятся.
Молодой священник с удивлением переводил взгляд с одного на другую...
«Я постараюсь никогда ничем его не огорчать», — подумал Бенедикт. Казалось, бог услышал его самые сокровенные молитвы и исполнил их! Мальчику припомнился отец Дар, который храпел сейчас в исповедальне. Наверно, сполз с кресла, как бесформенный куль. Нет, нет, Бенедикт никогда не расскажет об этом тому, кто сейчас стоял перед ним — такой чистый, возвышенный, с такими мягкими, нежными руками, что почти не чувствуешь их прикосновения. Он решил, что отныне на него возложен долг заботиться о молодом священнике, ограждать его от всего неприятного, — ведь один лишь он, Бенедикт, понимает, каким бесценным даром провидения является его приезд.
Миссис Ромьер протянула мальчику кусок хлеба с маслом, но он смущенно покачал головой.
— Бери, бери! — настаивала она. Она ткнула пальцем в масло и неожиданно мазнула ему по губам. — Ешь! — сказала она.
Бенедикт сердито покосился на нее. Она всунула хлеб ему в руку, но он не шевельнулся, рука повисла, как плеть.
— Отец Дар еще долго будет занят, — сказал он.
— Так много народу?
Он молча кивнул.
— Что же мне делать? — беспомощно спросил молодой священник.
— Я отнесу ваши вещи в комнату, — сказала миссис Ромьер, завладевая его чемоданом. — А Бенедикт покажет вам наш приход, — добавила она. — Он проводит вас! — Она кивнула в сторону Бенедикта, и волосы снова упали ей на глаза.
Бенедикт повернулся к отцу Брамбо. Молодой священник стоял в нерешительности, затем пожал плечами.
— Вероятно, он вернется не раньше...
— Не раньше, чем через час, — подсказал Бенедикт.
— Тогда идем.
Священник обернулся к миссис Ромьер и протянул руку, будто хотел поправить ей прическу.
— Будьте добры... — он не закончил. Миссис Ромьер уже исчезла из кухни. Отец Брамбо покраснел. — Она... — начал он.
— Отец Дар доволен ею, — отозвался Бенедикт.
Молодой священник посмотрел на него.
— Ведь она много работает, — добавил Бенедикт. — И очень заботится о нем.
Они спустились во двор. Под крыльцом вдруг раздался писк, и оттуда выскочили три крошечных котенка.
— Ах, я и забыл про них! — воскликнул Бенедикт.
— Что? — удивленно спросил священник.
— Отец Дар велел мне утопить их, — ответил Бенедикт.
Через калитку, на которой для тяжести были прибиты три старые подковы, они вышли в немощеный переулок. Посреди него тянулась канава с нечистотами; возле нее играл маленький мальчик. Бенедикт не обратил на него внимания, но отец Брамбо сказал:
— Прикажи ему вылезти оттуда!
— Руди! — позвал Бенедикт. Малыш в одной рубашонке, из-под которой виднелись его грязные босые ножки с пухлыми коленками, поднял круглую рожицу. Бенедикт протянул ему хлеб с маслом. — Беги домой, — сказал он.
Мальчонка бросил, палку, с которой играл, и, набив рот хлебом, засеменил по переулку.
— Пойдемте на Медовый холм, — предложил Бенедикт.
Они направились к лестнице.
— Это правда? — спросил отец Брамбо.
— Что, отец мой?
— То, о чем говорила экономка?
Бенедикт вспыхнул.
— Я не помню, про что она говорила, отец мой.
— Да про то, что ты постишься.
— Нет, неправда. Еды у нас дома хватает, — угрюмо ответил Бенедикт. — А я всегда пощусь по субботам до воскресного причастия.
— Почему?
«Потому, что я святой», — хотелось ответить Бенедикту. Но вместо этого он сказал:
— Я хочу, чтобы мое покаяние было искренним и правдивым.
Священник недоверчиво посмотрел на него.
— Это весьма необычно, — сказал он наконец.
Они дошли до лестницы и начали подниматься. Бенедикт машинально считал про себя ступеньки. На полпути он остановился и посмотрел через перила, не валяется ли там Донкас, но того уже не было. Наверху он осторожно взял отца Брамбо за локоть и повернул лицом к долине.
— Отсюда все видно, — сказал он.
Молодой священник немного запыхался. Болезненно улыбаясь, он прижал руку к сердцу и долго смотрел вниз на расстилавшуюся перед ним долину.
— Какое убожество! — прошептал он.
— Люди из города тоже ходят к нам, — с гордостью сказал Бенедикт.
— Почему же... — начал священник, — почему поселок считается немецким?..
— Сначала в этих местах обосновались немцы, — это и есть самая старая часть города, — объяснил Бенедикт и с удовлетворением добавил: — Генерал Браддок проходил здесь по пути в форт Дукен в тысяча семьсот пятьдесят пятом году.
— Вот как! — отозвался священник.
— А там, — Бенедикт протянул руку, — там Пыльная фабрика.
— Что это такое?
— Завод, где обогащали руду, — отвечал Бенедикт. — Но он давно не работает. С войны. Видите красную пыль? Она засыпала всю землю до самого пруда. Это пыль от железной руды; все там красное, и пруд тоже. А вон там лес. — Он указал на запад. — А это печь для сжигания мусора. Посмотрите, какая высокая труба.
