– О господи, – протянула моя старшая сестра Аллегра, складывая руки на груди. Расширяющиеся книзу рукава ее нового черного платья повисли, как у ведьмы. – Ромео и Джульетта!
Густо краснея, я одернула пиджак. Джонатан лишь едва заметно встряхнул руками, поправляя рукава, и переступил через порог.
– Аллегра, рад тебя видеть.
Он поцеловал ее в щеку.
– Хмм,– неопределенно промычала сестра.
Я, входя вслед за Джонатаном, собралась с духом. Общаться с Аллегрой никому не доставляло большого удовольствия. Одевалась она как владелица похоронного бюро, а ее манеры были бы более уместны в свирепые времена Римской империи.
– Вогуоиг, Аллегра,– сказала я, чмокая сестру в белую, как гипс, щеку. – Ca va?
– Привет, Мел,– ответила она. – Только не говори, что купила это платье в Париже.
– Именно там,– произнесла я, сияя.
Аллегра изумленно нахмурилась.
– Серьезно?
– Да! – воскликнула я. – В «Самаритен»!
– Парижская мода определенно переживает кризис,– проворчала моя сестрица, уже шагая в гостиную.
– Не обращай на нее внимания,– прошептал Джонатан, когда я от беспомощности пробормотала себе под нос ругательство. – Ты выглядишь на все сто.
Я думала, мы сможем войти в гостиную незаметно, ведь папа стоял спиной к двери и о чем-то разглагольствовал, однако у него и на затылке были глаза, только я о них позабыла.
– …Твоя ошибка в том, Уильям, что ты прислушиваешься к мнению того парня. Как школьник, ей-богу! Оно отвлекает тебя от собственных мыслей. А-а, Мелисса, как мило, что ты, наконец-то нарисовалась!
Отец повернулся с обычной коварной ухмылкой, и я поневоле сделала шаг назад.
В лучшие дни он выглядел вполне приятно, если вам по вкусу англичане лисьего типа, однако сегодня его было вообще не узнать. Мешки под глазами исчезли, седеющие волосы были начесаны и лежали шапкой в стиле бесшабашного юноши, кожа поблескивала, как у жителя Кубы или Флориды, а вовсе не как у обитателя родного влажного климата, в котором так выгодно разводить котсуолдских овец. Словом, папа преобразился, точно кинозвезда.
Его улыбка растянулась до предела, и тут я заметила, что и на зубы родитель не поскупился. Даже по-американски аккуратные Джонатановы по сравнению с нынешними отцовскими смотрелись весьма невзрачно. Вот почему мой папаша теперь все время улыбался. Он всегда использовал, что только мог, по полной программе.
– Смотрю, ты и Джастина привезла,– сказал отец, пока я лихорадочно думала, чтобы ему ответить.
– Джонатана,– поправила мама. Она уже протягивала нам навстречу белые руки. – Ты прекрасно помнишь его имя. Не обращай на него внимания, дорогой, он просто дурачится. Впрочем, ему никогда не приходится слишком усердствовать, правда ведь, Мартин? – Мама остановилась перед Джонатаном и расцвела улыбкой, будто он был единственным гостем, которого ей по-настоящему хотелось видеть. – Ужасно рада, что ты смог к нам вырваться.
– Белинда, даже если бы работники железнодорожного туннеля под Ла-Маншем забастовали, я нашел бы способ до вас добраться,– ответил мой жених, целуя ее в обе щеки. – Ждал этого дня целую неделю.
Маме Джонатан нравился. У него был особый дар очаровывать, и, кажется, он старался прийтись моей матери по вкусу.
– Здравствуй, дорогая,– сказала она, поворачиваясь ко мне и морща губы в воздушном поцелуе.
Ее лицо покрывал легкий загар. Я задумалась о том, не провернул ли папаша очередную выгодную сделку с местными жителями.
– Храбрец по тебе скучал,– с укором добавила мама.
Она у нас собачница, поэтому-то мы с Джонатаном и отдали ей Джонатанова вестхайлендского терьера до моего переезда в Париж. Насколько я понимала, Храбрецу уезжать из собачьего рая во Францию хотелось еще меньше, чем мне – из уюта Нельсона.
Я, было собралась извиниться, за редкие приезды, когда отец схватил Джонатана за плечо. Надо заметить, весьма неуклюже – Джонатан выше его, по меньшей мере, на четыре дюйма.
– Я тебя ждал,– провозгласил папаша. – Чтобы кое-что показать!
Джонатан взглянул на меня с проблеском тревоги в глазах.
– Это всего лишь меч,– шепнула я.
Отец всем хвастал, что умудрился «приобрести» меч, которым казнили Анну Болейн, и по традиции показывал его будущим зятьям. Уильям, когда впервые явился в наш дом в качестве жениха Эмери, схватил оружие, стал размахивать им в воздухе и чуть не обезглавил миссис Ллойд, домработницу. Отец до того испугался, что без слов подписал замысловатое добрачное соглашение, составленное юристами Уильяма.
– Пойдем! – прогремел папаша. – Перед ужином самое время взглянуть на оружие!
Я похлопала Джонатана по руке. Он восхищал меня помимо прочего еще и тем, что и не думал трепетать перед моим отцом.
– Отлично! – воскликнул Джонатан голосом футбольного болельщика. – Проверим оружие!
Отец – точнее, киноактер, который будто играл роль нашего отца,– прищелкнул зубами и пошел прочь из гостиной.
– Ларс? Уильям? – Я с мольбой взглянула на зятьев. – Не желаете к ним присоединиться?
Оба чересчур энергично покачали головами.
Когда Джонатан ушел, я, примерная сестра и свояченица, стала со всеми здороваться. Ларс, муж Аллегры, был с головы до пят в черном. Прежде чем поцеловать его, я затаила дыхание – в его черной густой бороде неизменно пестрели кусочки пищи, и от него всегда попахивало спиртным. Всякий раз, когда я видела Ларса и Аллегру вместе, между ними полным ходом шла ссора, напоминавшая вечно кипящий в кастрюле бульон.
– Привет, Ларс. – Я чмокнула его туда, где борода казалась чистой. – Прекрасно выглядишь.
– Вот видишь? – прошипел он, обращаясь к Аллегре. – Видишь? Мелисса такого же мнения.
– Не слушай его,– сказала Аллегра. – Он сидит на какой-то нелепой шведской травяной диете, безумно полезной, но от которой сильно пучит. И по моей вине не появляется в галерее. А у меня заканчиваются свечи «Диптик»…
– Аллегра! – рявкнул Ларс.
– Смотрю, ты под стриглась,– пробормотала Аллегра, будто не услышав мужа.
Я, обрадовавшись, поправила волосы длиной до подбородка. Слава богу, хоть кто-то заметил мою новую прическу.
– Спасибо. Джонатан говорит, теперь я похожа на Одри Хепберн.
Аллегра взглянула на меня внимательнее.
– А у тебя, оказывается, большие уши. Раньше я никогда не обращала на них внимания. Ларс, посмотри-ка. Правда, у Мелиссы большие уши?
– Нет! – выпалил Ларс. – Не большие, а оттопыренные!
– Не смеши меня, – пробрюзжала Аллегра. – Огромные, как ритуальные чаши.
– Да нет же, просто торчком. Поэтому и кажется, что они большие. Что у тебя со зрением, Аллегра? Никакого чувства пропорций!
Я поспешила отвернуться, пока Ларс не достал рулетку. Нет, честное слово! Моя семья – сплошное наказание!
Эмери, как бедная родственница, сидела на диванном подлокотнике, а ее муж Уильям угощался копченой лососиной. Эмери на три года моложе меня; у нее длинные волосы, напоминающие по цвету чай с молоком Отдельные пряди, как занавеси, все время сбиваются ей на лицо, поэтому она походит на страдалиц с дорафаэлевских картин, стирающих белье в речке. Аллегра не стесняется высказать любое
