за эти три месяца. Казалось, будто Джон Сэксон пережил три года, причем отнюдь не легких. Мягкость исчезла — бесполезные компоненты руды расплавились, оставив крепкое железо, которое в один прекрасный день могло превратиться в сталь.
Справедливо приписав себе большую часть этих изменений, Дэниел с первого взгляда понял, что заполучил великолепное орудие, которое нужно только удержать в руках.
— Я принес вам кольт, который вы одолжили мне, мистер Финли, — сказал Сэксон. — Вот он. — И положил револьвер на край стола.
Финли взял его и откашлялся:
— Я дал это оружие мягкосердечному парню, неспособному осознать, как много в этом мире зла, жестокости и опасности. Но назад мне его принес мужчина смелый и решительный, перед которым люди будут расступаться и за которым последуют, если он этого захочет. Я дал револьвер ребенку, не умеющему им пользоваться, а возвращает мне его стрелок, мастерски им владеющий. Нет, Сэксон, этот кольт больше мне не принадлежит. Теперь он твой.
Джон покачал головой:
— Я не хочу его. Он стоил мне моей девушки.
Финли едва сдержался, чтобы не расхохотаться. В его глазах блеснуло торжество. Он со своим коварным умом стал причиной не только гибели Боба Уизерелла, но и разрыва Сэксона с его девушкой. Возможно, ему удастся и нечто большее.
— Она дала тебе отставку? — осведомился адвокат.
— Да. Сказала, что у меня руки в крови.
— Это так, — признал адвокат, — но кровь, омывшая их, чиста, ибо она пролита на службе обществу.
— Я служил не обществу, а самому себе, — откровенно пояснил Сэксон. — Я ненавидел Уизерелла и хотел ему отомстить.
— Тогда скажи — ты сожалел, когда убил его?
— Нет, — честно заявил Джон. — Я был рад — настолько рад, что мне хотелось смеяться. Его смерть меня ничуть не потрясла.
— Самые прекрасные черты в мужчине — те, которые выдают в нем воина, — объяснил Финли. — В тебе они есть, Сэксон. Я давно это понял, потому и дал тебе оружие. Думаешь, я бы дал тебе револьвер, если бы не знал, что ты научишься им пользоваться? Я видел, что ты сделан из того металла, из которого куют мечи. И меч был выкован. В твоих глазах появился новый блеск. Кем бы ты ни был раньше, теперь ты — король!
Джон уставился на него.
— Я безработный бродяга. Это куда ближе к истине.
— Хочешь меня убедить, будто пал духом из-за нескольких резких слов твоей девушки? — продолжал лукавить Дэниел Финли. — Ну нет! Ты отлично знаешь, что когда твое имя будет окружено славой, она бросится в твои объятия, стоит лишь поманить ее пальцем.
— Мэри не из таких, — возразил Джон. — Она выглядит маленькой и хрупкой, но на самом деле тверда как сталь и мудра как старик, многое повидавший на своем веку.
— Скажи, бывал я в чем-нибудь не прав, когда говорил с тобой раньше? — задал вопрос Финли.
— Нет.
— Ну так я прав и на сей раз. Я знаю, Джон Сэксон, что ты предназначен для великих свершений, находящихся за пределами женского понимания, которые вознесут тебя к блистательному будущему. В тебе пылает огонь, сжигающий барьеры, непреодолимые для обычных людей.
Ошеломленный молодой человек развесил уши. Он знал, что адвокат умный и, судя по тому, что о нем говорили в Блувотере, хороший человек, поэтому не догадывался, что Финли — прожженный лицемер. Радость и честолюбие проникли в душу Джона. Возможно, в нем действительно имеется что-то, отличающее его от других. Вспоминая прошлую жизнь, он начинал чувствовать, что так оно и есть. А адвокат, разумеется, сразу об этом догадался.
— Мистер Финли, — заговорил Джон, — вы старше меня и знаете куда больше. Как, по-вашему, я должен поступить?
— Идти в мир с этим револьвером, как с мечом, — ответил адвокат. — Бороться со злом и несправедливостью, с негодяями и бандитами! — Дэниел сознательно использовал в своей речи библейские нотки. Он все сильнее убеждался, что держит в руке факел, которым можно разжечь большой пожар. Поэтому продолжал: — Возьми у мира то, что он забрал у тебя. Разве не об этом говорит в тебе твой инстинкт?
— Говорить-то говорит, — вздохнул Сэксон. — Но правильно ли это?
— Как инстинкт может быть неправильным? — воскликнул адвокат. — Око за око, зуб за зуб!
— А я думал, это неверно, — простодушно признался Джон.
— Неверно для молокососов из детского сада! — свирепо уточнил Финли. — Существует неписаный закон: человек должен поступать так, как велит ему сердце!
— Этот закон делает человека свободным! — обрадованно произнес Сэксон, уже чувствуя привкус свободы.
— Когда тебя ограбили, ты пошел к шерифу, не так ли?
— Да.
— И он посмеялся над тобой?
— Даже хуже того!
— Потом ты отправился к банкиру. Он не расхохотался тебе в лицо, но стал смеяться у тебя за спиной.
— Вот как? — мрачно удивился Сэксон.
— Конечно! Банкир пользовался тобой, покуда мог вытягивать из тебя проценты по ценным бумагам. А когда их не стало — что значит для него Джон Сэксон сам по себе? Ровным счетом ничего!
— Вероятно, так оно и есть, — согласился парень.
— Но разве это правильно? — развивал мысль дальше адвокат. — Разве важен только документ, подтверждающий право человека на собственность? Ну нет! Люди ценны не только этим! Даже Дэниел Финли, жалкий, всеми презираемый калека, чувствует, что стоит побольше пачки долларов — по крайней мере, верит, надеется и молится, чтобы это было так!
— Конечно это так! — воскликнул Сэксон, тронутый не только словами собеседника, но и сопровождавшим их жестом лишенной кисти правой руки. — Вы самый лучший и самый умный человек во всем городе, мистер Финли! Мы все это знаем — во всяком случае, я!
— Если в тебе есть хоть капля доверия ко мне, не сомневайся, что я даю тебе советы для твоего же блага. — Адвокат стиснул зубы, чтобы удержать торжествующую улыбку.
— Я и не сомневаюсь…
— Тогда иди и займи за столом лучшее место! Мир задолжал тебе. Потребуй долг, как мужчина!
— Да, — еле слышно прошептал Сэксон.
— Бог сделал тебя сильным. Так воспользуйся же своей силой! Когда Уизерелл свалился перед тобой на пол, ты ощутил радость. Почувствуй же ее вкус снова!
— Но, мистер Финли, — неуверенно запротестовал Джон, — одна женщина уже говорит, что на моих руках кровь.
— Болтовня глупой девчонки! — отрезал тот. — А если закон когда-нибудь начнет преследовать тебя, то у тебя есть я. Я буду твоим щитом, друг мой!
Он произнес это так горячо, что на глазах молодого человека выступили слезы.
— Я чувствую, что должен слепо вам доверять, — сказал Джон. — В конце концов, вы ведь не извлекаете из этого никакой выгоды. Конечно, здорово быть абсолютно свободным — поступать так, как велит тебе сердце!
— Тогда доверься своему сердцу! — воскликнул Финли. — Только не забывай об опасности, подстерегающей тебя впереди.
— Какой опасности? — не понял Сэксон.
— Пасьянс, — коротко бросил адвокат.
