туда поставил еще утром. Джесси нащупал лампу и, открыв заслонку, неожиданно обнаружил, что светильник зажжен. Уменьшив падающий от него луч до толщины иголки и убедившись, что света хватит, чтобы разглядеть, кто лежит в постели, он направил его на тело человека, накрытое простыней. Потом, скользнув лучом выше, высветил, наконец, лицо Ларри Барнса.
Вполне можно было горько рассмеяться, обнаружив его в своей кровати. Но в этот момент Джексону было не до смеха. Он увеличил луч света, что заставило Барнса вздрогнуть и со стоном проснуться. Ларри резко сел, сунув руку под подушку.
— Барнс, это я, — произнес Джексон. — Джесси. Не хватайся за пушку!
Обмякнув, Ларри рухнул на кровать и схватился рукой за сердце.
— Мог бы и заговорить, приятель, прежде чем светить прямо в глаза, — проговорил он. — А то… Да у меня сердце чуть не разорвалось!
— Что случилось? — спросил Джесси.
— Где, здесь? — уточнил Барнс, вновь усаживаясь на кровати и зевая. — Да ничего особенного! Лучше расскажи, как ты умудрился вдохнуть жизнь в эту клячу, заставить ее плестись так долго, да еще оставить маршала с носом?
— Подробности потом, — ответил Джексон. — Тексу Арнольду пришлось-таки отклониться от следа к северу, и пока с тебя хватит. Я хочу знать, что произошло здесь.
— Ну, куча воплей, — сообщил несостоявшийся висельник и вновь зевнул. — Женщины все малость свихнулись. Забавно, они чем более хорошенькие, тем у них меньше мозгов. Эта твоя девчонка такая же.
— И что же с ней? — нахмурился Джексон. — Докладывай все как на духу, только повежливей, когда говоришь о Мэри!
— Ого! Да я вроде ничего такого не сказал, — удивился Барнс, зевая и потягиваясь. И вдруг вроде даже рассердился: — Ты что, не представляешь, каково мне сейчас? Да я могу, не просыпаясь, дрыхнуть целую неделю!
— Ничуть в этом не сомневаюсь, — заверил его Джесси. — Но я задал тебе вопрос и повторяю его снова: что произошло здесь после моего отъезда?
— Как я уже сказал, куча воплей! Сразу же, как только ты отвалил, все остальные тоже стали сматываться.
— Так уж и все?
— Ага. Гурьбой повалили к выходу. Все, кроме девушки. Я слышал, как у нее спрашивали, не переносится ли день свадьбы на более поздний срок.
— И что же она отвечала? — продолжал допытываться Джексон.
— Этого я не слышал, — признался толком еще не проснувшийся Барнс. — Видимо, то, что следует говорить в таких случаях, но уж больно тихо — я ни слова не разобрал. Я обождал, пока схлынула толпа, а собачья музыка утихла и свора исчезла, как туча за горизонтом, и тогда вошел в дом, нашел девушку. Она сидела в этой самой комнате, заламывала руки и лила слезы.
— Продолжай! — хрипло потребовал Джексон.
— Мне всегда не по себе, когда женщины льют слезы, — признался отщепенец. — Так я ей и заявил. Еще сказал, что ей незачем убиваться, потому что ты вернешься.
— И что же она?
— Поинтересовалась, друг ли я тебе и не из-за меня ли ты ударился в бега.
— Ну а ты что на это ответил? — продолжал допрос Джексон.
Ларри почесал в затылке.
— Сказал, что я твой друг, это точно. А если не так, то разрази меня гром! Потом признался, что в некотором роде ты ее бросил из-за меня.
— Вот как, «в некотором роде»? — процедил сквозь зубы Джексон.
— Может, мне следовало сообщить ей, что ты во имя дружбы влез в мою шкуру и потащил за собой охотничью свору? — в раздумье спросил Барнс.
— Так ты ей этого не сказал? — с укором уточнил Джексон.
Он повернулся спиной к Ларри, зажег верхнюю лампу, потушил ночник и вновь уселся возле кровати. Потом свернул цигарку и стал с любопытством разглядывать бывшего компаньона.
— Нет, этого я ей не сказал, — сообщил между тем Барнс. — Сам знаешь, как это бывает. Любой мужчина… Ну, не желает выкладывать все начистоту женщине, особенно такой хорошенькой. Сначала я собирался рассказать все, как есть, но потом спохватился, а вдруг ты не хочешь, чтобы я слишком распускал язык об этом деле.
— А она давила на тебя, пыталась выяснить, почему мне пришлось тайком покинуть дом?
— Допытывалась. Не оставила камня на камне от моих доводов, — признался Ларри. — Когда я сюда нагрянул и попросил лошадь — ну, как ты мне велел, — она, по-моему, даже здорово обрадовалась. Наконец-то появился кто-то, кто хоть немного в курсе случившегося. Все спрашивала, правда ли, что ты вернешься. Я твердил, что непременно вернешься, не такой ты дурак, чтобы уйти насовсем. А она только качала головой и плакала не переставая.
— Мэри никогда не плачет, — сухо возразил Джексон.
— Ну, я не имею в виду, что ревела, как ребенок, — поправился Барнс. — Но слезы по щекам текли, это точно. Голосить не голосила, разве что про себя…
Джексон запрокинул голову, чтобы сделать глубокий вдох.
— А ты не мог ей просто объяснить, что я взялся помочь тебе выпутаться из беды и поэтому мне пришлось тайком покинуть ее?
— Каким образом? — возмутился Барнс, протестующе вскинув руки. — Неужели сам не понимаешь? Начни я что-то объяснять, мне пришлось бы признаться, что ниточка тянется за Салт-Крик. Да у меня язык не повернулся бы сообщить ей, что она одна-одинешенька в доме с мужчиной, которого ловят за убийство…
Искренность ответа Ларри не вызывала сомнений. Джексон согласно кивнул.
— Она поинтересовалась, увижусь ли я скоро с тобой. Я сказал, что надеюсь на это, — продолжил Барнс, удовлетворенный кивком собеседника. — Потом заявила, что уедет и оставит для тебя письмо. Вот оно, здесь. — И он потянулся к карману куртки, висевшей на спинке стула возле кровати. Достал конверт, протянул его Джексону, который тут же его надорвал, и договорил: — Мэри разрешила взять любую понравившуюся мне лошадь, но только после того, как отвезет куда-то раскладной стол. Но когда она уехала, я подумал, что для меня нет более безопасного места, чтобы переночевать, чем здесь. Вот поэтому и перебрался в эту комнату, залег на твою кровать и дрых без задних ног, пока ты не появился. Сейчас себя чувствую совсем другим человеком.
А Джексон уже читал:
«Дорогой Джесси!
Все случившееся меня страшно потрясло, но я как-нибудь это переживу. Не перестаю твердить себе, что время — лучший лекарь. Правда, сейчас эта пословица помогает мне плохо, но, надеюсь, оправдается потом. С каждым днем будет все легче и легче, пока, наконец, совсем не пройдет!
На мгновение я пожалела, что ты ушел, не попрощавшись со мной. Но теперь понимаю, что ты поступил абсолютно правильно. Зачем сыпать соль на рану? Лучше принять удар сразу, чем по частям.
Сейчас я собираюсь бежать куда глаза глядят — лишь бы подальше отсюда. Куда? Сама еще не ведаю, а если бы знала, то все равно не написала бы, потому что мне хорошо известно, что ты парень отходчивый, скоро начнешь меня жалеть и пустишься догонять.
Прошу тебя, не делай этого, Джесси! Если тебя не смогла удержать любовь, то я не хочу, чтобы сковала по рукам и ногам жалость ко мне. Самое лучшее для нас — больше никогда не видеться. Возможно, если удастся, я смогу заставить мое глупое сердце не сжиматься от боли. К тому же очень надеюсь на лекаря- время, как уже написала.
Во всяком случае, я прощаю тебе все.
Знаю, как тебе было нелегко тайком вышмыгнуть в окно. Ведь ты из тех, кто любую неприятность встречает лицом к лицу. Но я верю, что ты решился на такое только потому, что не хотел, стоя передо мной, видеть, как меня убьет обрушившийся удар.
