Она опустила верх кузова, и ветер задул снова.
– В отличие от тебя, мне все интересно. В Канне прекрасно, но в Париже свободнее дышится.
– Плевал я на Канн! Если я туда и приехал, то только потому, что там проще найти клиентуру, тех самых красоток в твоем духе, черт побери, которые пропадают от безделья и больны не больше, чем я сам, но это ведь так престижно – иметь собственного массажиста.
Он посмотрел на свои волосатые квадратные руки, медленно сжал кулаки.
– Они получают наслаждение от этих пальцев, бегающих по их коже. Наверное приятно, когда твой раб тебя растирает. Немного врач, немного полотер, немного гипнотизер, и всегда к твоим услугам.
Вероника яростно увеличила газ, и прекрасная белая лодка снова поравнялась с ними. У Лиона дорога была забита машинами.
– Прикури мне сигарету, – сказала она. – В ящике для перчаток есть новая пачка.
Он вскрыл пачку, брезгливо взял сигарету губами, отвратительный запах ментола наполнил его рот, словно глоток желчи: – даже табак у них разный. Он поспешно передал зажженную сигарету Веронике.
– Когда я решил открыть свое дело, – снова начал он, – ты согласилась. Только стоит это дорого. И я тебя предупредил, что аппаратура обойдется почти в миллион.
– Прежде чем заказывать аппараты, нужно было по крайней мере решить, останемся ли мы в Канне. Да и зачем они тебе. Обошелся бы и руками.
– В Канне или в другом месте мне все равно нужны кое-какие аппараты.
– Ну, вот еще, – сказала она. – Обойдешься и так.
Эти слова подействовали на Рауля словно удар. Он закрыл глаза, наклонился вперед. Гнев скрутил его словно судорога. Ему вдруг захотелось со всей силы влепить ей пощечину. И чтобы сдержаться, он скрестил руки. Она быстро взглянула на него и поняла, что зашла слишком далеко.
– Ты заработаешь много денег, – сказала она вдруг примирительно, – у тебя замечательные руки.
– Заткнись!
Множились плакаты, стрелки, фонари с высоты заливали улицу светом операционной. Дюваль хотел остановиться в Лионе. Оттуда ночным поездом легко было добраться в Канн. Продолжать отношения с этой женщиной было выше его сил. Он и так слишком долго боролся с собой. Обманщиками, вот кем они были друг для друга. И она даже больше, чем он. Намного больше.
– Выпьем кофе? – предложила она.
Он не ответил. Он тоже знал, как ее наказать. Она затормозила и направилась к стоянке.
– Ну, вот и приехали. Пошли, Рауль, не строй кислую мину. Ладно, я была не права, беру назад обидные слова. Идешь?
Она вышла из машины, оправляя юбку, и обратилась к служителю в синем комбинезоне.
– Полный. Посмотрите также воду… А потом поставьте в ряд… Спасибо.
Этот сухой тон, манера распоряжаться казались Раулю невыносимыми. Ведь она не была даже красивой. И это его жена! На всю жизнь! Всего через полгода после свадьбы он должен был отчитываться перед ней в своих расходах. Рауль проводил Веронику к станции обслуживания, заполненной толпой курортников. Протянул ей мягкий стаканчик с липким кофе, вкусом напоминавшим лакрицу. Она улыбнулась Раулю светло и открыто. Грязные слова к ней не приставали. Он же чувствовал себя в грязи до самой глубины души. Нет, непременно нужно вернуть ей деньги. Пусть ими подавится. Противная сытая буржуйка. В прошлом Рауль так много распространял листовок и брошюр, что для выражения ненависти у него не было иного словаря кроме плакатно-политического: „сытые', „обеспеченные'. Вероника относилась к обеспеченным, к тем, кто приказывал, имея для этого сильный голос и вдоволь презрения.
Вот и сейчас она пила кофе мелкими глотками гурманки, как всегда, уверенная и невозмутимая, словно позабыла ссору, а может, на время отложила ее, как откладывают вязание. Вскоре она снова примется за него, пересчитает петли, нанижет их…Сейчас же ее захватила окружающая суета, снующие вокруг дети, женщины, подновляющие косметику. Плечи, бедра Вероники неуловимо танцевали под еле слышную за шумом модную мелодию.
– Ты поведешь, – сказала она, – я сыта по горло. Дюваль галантно поклонился.
– Слушаюсь, мадам.
Она уставилась на него с внимательным удивлением.
– Ну и глуп же ты бываешь, если хочешь!
Она заплатила служащему колонки, уселась в машину, немного поиграла застежкой спасательного пояса, потом растегнула его.
– От него очень жарко! Езжай помедленнее.
Он медленно поехал к основной дороге, выжидая просвет в потоке машин, затем ловко вырулил на шоссе. И снова они были одни среди убегающих огней.
– Что мне делать с оборудованием кабинета? Я не думаю, что останусь в Канне, он мне опротивел, – сказал Рауль.
– Предупреди поставщика. Ты вправе передумать. Если он не согласится, что-нибудь предпримем. Во всяком случае, обратись ко мне. Я ведь теперь буду жить отдельно.
– В другом месте у меня не будет такой клиентуры. Это единственное, что меня здесь удерживает.
– Ну и кончен разговор. Тогда за дело…
За дело! Знает ли она хотя бы, что это значит? Дни, проведенные за массажем… Усталость, застрявшая в пояснице, в плечах, руки, работающие как бы сами по себе… бегают, мнут, щиплют, погружаются в
