Гамсун. Мистерия жизни

литературной точки зрения, уже видно, что писателя интересует не внешняя сторона событий, а человеческая душа. Недаром именно «Бьёргер» через несколько лет будет переработан в один из самых знаменитых романов Гамсуна «Виктория». В обоих романах любящие увлекаются силами, которые не в состоянии контролировать. Одна из этих сил — страстная любовь. Гамсун всю свою жизнь был во власти идеи о красивой и безнадежной любви. До последних дней он так и не избавился от мысли о том, что сильная любовь неизбежно оканчивается трагически.

Кроме того, именно в этой повести уже вполне определенно изложена точка зрения писателя на путь, которым должна следовать Норвегия. Как и Бьёрнсон, Гамсун считал, что жизнь норвежских крестьян веками остается исконной, неизменной, подлинной, «близкой той, что запечатлена в сагах». Эта жизнь, по его мнению, всегда должна оставаться образцом для всего норвежского народа.

Исследователи считают, что «Бьёргера» можно назвать ключом к творчеству Гамсуна, в нем уже есть все темы и мотивы, которые найдут свое развитие в позднейших произведениях писателя. Прежде всего это, конечно, экстатическая любовь к родной земле и природе, импульсивность и иррациональность его персонажей, особенно героинь (в первую очередь, Лауры). Появляется в «Бьёргере» и прототип так любимых Гамсуном чудаков и оригиналов — блаженный Тур, старший брат главного героя, скитающийся в горах и пишущий на клочках бумаги свои дневники.

«Этот образ носит и более глубокий экзистенциальный смысл, — пишет Э. Л. Панкратова, исследователь творчества Гамсуна и переводчик его произведений. — Ведь он как предшественник героя „Голода“ постоянно разговаривает и даже спорит со Всевышним: „Мне кажется, у меня есть право предъявить Всевышнему иск. Уж как я ни молился, не было у меня во рту ни крошки два дня и две ночи, а это уж куда как плохо. Здесь наверху не хватает также воды для питья, а это уже совсем некуда (на небольшом уступе на вершине Мюрру)“.

Пустопорожние разглагольствования нового местного учителя из „Бьёргера“ удивительным образом по своему духу абсурдизма и гротескности напоминают некоторые из речей Нагеля из „Мистерии“. Особенно замечательную в своем роде речь произнес учитель на деревенском празднике в ответ на совет одного из присутствующих стариков поучаствовать в общем веселии, выпив пива да сплясав пару халлингов:[11]

„Я мог бы ответить вам, по крайней мере, на пяти иностранных языках. Но, в сущности, это было бы то же самое. За такие слова вас следовало бы сослать куда-нибудь на Фарерские острова, которые, естественно, находятся в Европе, но не принадлежат Англии. Англия и Британское королевство, доложу я вам, совершенно очевидно означает одно и то же. Да, да, именно на Фарерские острова следовало бы тебя заслать, чтобы ты оставался там на веки вечные, вот так. Ведь пророк Иеремия говорит в одном из своих псалмов, то есть, вернее сказать, книг, что место тебе не на благословенной Богом зеленой земле, а на этих каменистых островах, которые лежат на той широте, что омывается со всех четырех сторон водами Атлантического океана, вот где ты мог бы оказаться…“

Эта черта раннего романа еще интересна и тем, что она сближает творчество Гамсуна с творчеством Чехова, персонажи которого также часто произносят абсурдные речи, смысл которых темен и непонятен окружающим либо изначально абсурден. С этим часто связано и присущее Чехову чувство юмора, причем в огромном диапазоне: от мягкой иронии до яркого гротеска.

Если говорить о сходстве в некоторых аспектах творчества Гамсуна и Чехова, то нельзя не заметить, как это сходство проявилось в одном из эпизодов „Бьёргера“, когда Лаура заходит в лавку своего отца, где за прилавком стоит Бьёргер:

„— Ну как, привозили ли нам сегодня чего-нибудь новенькое?

— Да, фрекен, прикажете показать?

Бьёргер поднялся и открыл стеклянный шкаф, где лежал товар.

— Вот, мы получили прекрасные перчатки на меху, расшитые пояса, фетровые сапожки, штиблеты, шелковые ленты. Извольте взглянуть.

Она взяла пару перчаток и направилась к двери, потом развернулась и снова подошла к прилавку.

— Я хочу подарить тебе это. — Она протянула ему черный шелковый шейный платок.

— Это мне?

— Да, тебе.

— Неужто мне в подарок?

— Да, возьми его, пожалуйста!

— Большое, большое спасибо!“

Весь этот жеманный диалог-разговор о покупках конечно же прежде всего связан с драматическим подтекстом личных взаимоотношений героев. Аналогичный диалог мы встречаем и в рассказе Чехова „Поленька“.

Ясное дело, ни о каком заимствовании не может быть и речи, налицо — типологическое сходство, когда, несмотря на разительные различия, сходны не просто жанровые сценки, а общая атмосфера, общее мироощущение и восприятие действительности».

* * *

После «Бьёргера» Гамсуна все стали называть писателем. Именно так его и представили пастору Августу Вееносу, который заглянул как-то к ленсману. Пастор с удовольствием поговорил с молодым человеком и даже позволил себе проэкзаменовать его, а в результате предложил Кнуту новую работу — место школьного учителя в округах Рингстад и Нюквог.

Гамсун с радостью и волнением согласился — все-таки не часто девятнадцатилетнему самоучке предлагают такое высокое место. Действительно, образование — это надежный путь чего-то добиться в жизни!

Преподает Кнут в младшем классе, где учатся ребятишки восьми лет. По воспоминаниям одного из учеников, наставником он был не просто хорошим, а превосходным, поскольку обучал детей через игру. Быть может, Гамсун вспоминал свое несчастливое детство, быть может, он и сам еще оставался ребенком, быть может, ему просто было интересно. Но совершенно точно — он всегда любил детей и всегда старался им помочь — даже будучи уже известным писателем.

Жена Гамсуна вспоминала: «У меня есть одно письмо, которое он написал в крайне бедственном положении, прежде чем приступить к работе над книгой „Круг замкнулся“:

„Дорогая Мария, я вкладываю в конверт письмо (от мальчика), которое надо прочитать Туре и Арильду, пока они находятся дома. Это касается меня. Мне трудно писать, но этот мальчик получил от меня ответ: я сообщаю ему, что хочу спросить у своих сыновей, соберем ли мы деньги ему на аккордеон. Подумай: если наши дети сумели скопить немного денег, экономя на танцах и кино, неплохо бы им сделать доброе дело для славного парня с хутора!“

Вложенное письмо было написано неумелой рукой:

„Господин Кнут Гамсун, главная цель того, что я сегодня пишу Вам, вот в чем: не могли бы вы купить мне аккордеон, я был болен четыре года. Мое самое большое желание — это пятирядный аккордеон, и чтобы получить его в подарок…“

Он очень жалел детей, что не типично для больших, взрослых мужчин. „Истерика“, — пояснял он, словно стыдясь этого, когда временами вынужден был отворачиваться.

Помню один эпизод в Хамарёе. Кнут узнал, что мальчик, подросток, с крохотного хутора, собирался плыть на лодке в больницу в Будё. Он обратил внимание на этого мальчика, тот был милым и приятным, но каким-то бледным и молчаливым.

В тот день, когда он с матерью должен был уехать, Кнут вдруг исчез прямо в середине дня. Он отправился в лес, сел на камне у дороги, по которой должны были идти оба путешественника. Он долго просидел там, ожидая их, держа в руке деньги, приготовленные им в подарок.

Впоследствии мать мальчика поведала мне об этом, но она думала, что я всё знаю».[12]