банкеткой.
Неожиданно стало тихо, лязгнул высвобождаемый магазин. Слышно было, как среди женского всхлипывания и чьих-то безнадежных стонов клерк бормочет:
– Ненавижу… Ненавижу… Цок-цок-цок, мой ослик, в Вифлеем бегом…
Кажется, это была какая-то рождественская песенка, но я сконцентрировался на бритом наголо парне лет двадцати пяти, который лежал за соседней банкеткой. К нему прижималась стриженая девушка в черном: он осторожно оттолкнул ее из недр своей куртки, извлек пистолет – кажется, «илама», но я бы не стал утверждать это под присягой – и аккуратно выкатился из-за своего укрытия.
Клерк инстинктивно вскинул автомат, хотя еще не успел вставить новый магазин, а бритый точно, как на учениях, всадил в него пулю, прямо в грудь, в белый костюм. Потом, когда клерк начал заваливаться назад, он выстрелил еще раз, в пах. Третья пуля подсекла ногу клерка, и тот, повиснув на прозрачном кассовом щите, неуклюже свалился на пол. С бряканьем упал автомат.
– Готов, – громко сказал я, поднимаясь и отряхивая плащ. – Спасибо, приятель.
Бритый искоса посмотрел на меня, но ничего не сказал. Его девушка тут же повисла на нем и принялась целовать. В раскрывшиеся двери повалила милиция, и первый, кого я увидел, был капитан Курицын. Он меня тоже узнал.
– Странная способность – попадать в неприятные ситуации, – заметил он, подходя.
– Так уж вышло. Хотел упразднить счет, и вот тебе…
– Восьмой за двое суток. Кажется, обожрался тензола. Все банковские клерки жрут тензол. Статистика: из последних восьми пятеро – банковские служащие, один – бармен и еще двое – безработная шушера. Счет пока был семь – сорок три в их пользу. Сегодня, кажется, он прикончил еще троих, так что теперь восемь – сорок шесть. Писать будете?
– Вряд ли, – махнул я рукой. – Сами говорите, что это уже не сенсация и даже не новость. Пусть ваши хроникеры пасутся, это не мой уровень. Если бы тут в толпе случился министр какой-нибудь или президент фирмы…
– Все бы вам президентов убивать, – буркнул Курицын. Это был желчный маленький человечек, обремененный, насколько я знал, большой семьей, очень талантливый профессионал. Меня он не любил, да и мне его любить было не за что, но работать с ним было одно удовольствие.
Мимо провели бритого с заломленными за спину руками. Рядом семенила его девушка, по лицу ее была размазана косметика.
– Ненавижу эту страну, – продолжал ворчать Курицын. Я поймал себя на мысли, что только что слышал эти слова от клерка. – Старший, Вовка, вчера обрадовал: записался в наемники. Через три дня отправляют в Намибию. На хрена ему эта Намибия, скажите на милость? Денег захотелось? Так, чтобы с этими деньгами вернуться, еще выжить там надо!
– Он разве служил? – осведомился я. Насколько я знал, африканцы брали только резервистов.
– Какое там! После школы три года в университете на кибернетика учился, а как бросил, на подвиги потянуло! И главное, дери ему теперь уши или не дери, а назад не попрешь – контракт подписан, а выкупить у меня денег сроду не хватит… А черные гребут всех подряд, им пушечное мясо нужно…
Капитан выглядел удрученным и жалким, и я ему искренне сочувствовал, но помочь ничем не мог. Африканцы и впрямь разработали очень действенную систему: подписавший контракт мог его выкупить за сумму, равную трем годовым жалованьям, но вся штука состояла в том, что таких денег у контрактников просто не имелось.
Мы с капитаном вышли из здания банка и уткнулись в огромный рекламный плакат: молодец в камуфляжной форме, с гранатометом в руке, обнимает другой рукой хрупкую негритянку в набедренной повязке. Выше – надпись по-русски: «Вступайте в ряды Национальной Армии Мозамбика!» Такие плакаты – Мозамбик, Ангола, Намибия, Южно-Африканская Империя, Заир – висели по всей Новой Москве. Черт, непривычно – Южно-Африканская Империя… Все равно все зовут по-старому – ЮАР. И столицу Преторию никто не называет Мандела. Этим-то хорошо, они пока не воюют, только подкармливают соседей и стравливают помирившихся.
– И все почему? – продолжал капитан, – Сосед вернулся, тоже Вовка, на пять лет моего старше. После армии служил в Анголе, дослужился до сержанта, привез действительно приличную сумму… Рассказывал, как воевал, про бордели в Луанде, и мой дурак завелся. Не про то слушал, как у них целую роту в джунглях вырезали и съели, а про то, какие у негритянок задницы и чего они делать умеют…
– Ладно, Игорь Иванович… – успокоил его я. – Возвращаются же люди,
– Легко вам говорить. А у меня жена второй день в истерике.
В приплюснутый диск «скорой помощи» внесли накрытые белым носилки с телом убитого клерка. Мигая огнями, «скорая» зависла метрах в трех над дорогой и понеслась по проспекту над вереницей машин.
– Что парню грозит? – спросил я, имея в виду бритоголового.
– Посмотрим, что на нем висит… Пистолет явно не зарегистрирован, но это по нынешним временам ерунда.
Если нет чего посерьезнее, штрафанем да отпустим. Свидетелем не желаете?
– Если парню поможет – желаю. – В случае чего найду. Удачи!
Мы попрощались, и я пошел по тротуару в сторону Ботанического сада. В кармане запищал зуммер.
– Привет!
Артем. Давненько не слышал я его голос, видно, совсем погряз в своих виртуальных заботах… А ведь совсем недавно история с НЕРвами была суперпопулярной. В узких кругах, разумеется.
– Привет, мученик. Как жизнь?
– Течет. Что нового?
