сроки!
Круглый человечек проворными движениями подвинулся вперед, опередив прочих; как меховой шар, катился он по снежной ледяной равнине. Его спутники медленно следовали за ним.
Солнце отражалось от стенок необыкновенной гранаты, производившей странное впечатление посреди этого бесконечно — спокойного, однообразного глетчерного ландшафта на крайнем севере Северной Норвегии. Этот снаряд, словно выстреленный из неведомого исполинского орудия, в действительности представлял собой перемещающийся взрывами вагон, как бы дилижанс 3000-го года. Снарядов и пушек, к счастью, уже не существовало, разве что в музеях, где рядом с шеститысячелетними египетскими мумиями находились модели кораблей и паровозов XIX века, а также пушки и другие орудия убийства, летательные аппараты и устарелые телескопы, микроскопы и аппараты для телеграфии и телефонии XX и XXII веков — давно отзвучавших столетий! И все же это было нечто похожее на гранату; взрывчатое вещество такой силы, что милитаристы прежних веков, уничтожившие пол-Европы, встретили бы его с сатанинским восторгом, выбросило и эту гранату; но для нее не потребовалось никакого орудия, ибо стальной вагон до некоторой степени сам себя выстреливал в пространство, он был одновременно и орудием, и снарядом.
Итак, продукт инженерного исскуства трех тысячелетий лежал теперь на земле оледеневшей старухи Европы, которая давно уже уступила свою руководящую роль другим материкам. Эта роль перешла к африканцам, которые в этом отношении далеко опередили другие великие союзы государств. За тысячу лет до этого Америка пользовалась репутацией страны грандиозных технических сооружений. Народы Азии, руководимые примером России и Японии, последовали ее примеру, опередили страну Колумба, поставили и paзрешили совершенно новые проблемы. Здесь царил совсем другой дух, здесь сказывалась азиатская душа, в то время, как Америка в большей или меньшей степени осталась развившейся Европой, которую европейцы открыли и населили. Но духовному складу азиата мало импонировали исполинские размеры. Азия осталась страной философов, талантливых химиков и физиков, но не страной всепобеждающей техники — той техники, которой постепенно стал тесен земной шар, и которая на исполинской планете, вроде Юпитера, вероятно, достигла совершенно фантастических форм и размаха.
Совсем иное представляли собой африканцы 3000 года.
Эти люди невозможное, казалось бы, превращали в действительность. Использование солнечной теплоты, достигшее в Америке высокой степени развития, показалось им слишком непрочным и незначительным. Они сумели запречь в свою колесницу вечный прибой океана с его миллиардами лошадиных сил, и в то время, как азиаты видели тысячемильные дали своими чудесными инструментами — слушали их и фотографировали, в то время, как врачи Индии научились буквально воскрешать мертвецов, если только у них не были разрушены важные органы — эти африканцы недавно проникли в глубочайшие недра нашей планеты с той целью, чтобы подчинить себе внутренний жар старой матери-земли и извлечь на белый свет веществa, о которых старый мир даже не подозревал! Во время этих исследований над химическими элементами больших глубин, приблизительно за сотню лет до этого, было открыто взрывчатое вещество, которое развивало прямо сказочную силу на ничтожном пространстве. Это был „узамбаранит“, который сыграл огромную роль и в новом средстве передвижения — в гранатах, в которых люди перестреливали себя из страны в страну — иначе этот род полета невозможно назвать! Еще древние артиллеристы имели понятие о неприятной отдаче орудия, вызываемой обратным толчком взрывчатого вещества в момент выстрела. Своеобразие „узамбаранита“ и его страшная сила сорвали бы с лафетов самое сильное орудие. Но этот неприятный дефект взрывчатого вещества был превращен в достоинство. Этим веществом стреляли не для того, чтобы выгнать снаряд; наоборот самое орудие, из которого следовал выстрел, автоматически стремилось все дальше и дальше, а все быстрее следовавшие один за другим обратные толчки угоняли снаряд в пространство. Нужно было лишь суметь превратить это орудие в летучий вагон, в которой можно было бы сажать людей, и сделать снаряд управляемым. Словом это была своего рода ракета.
Старинный пропеллер, который переносил до сих пор летательные аппараты по воздушному океану, отпал; но без несущих поверхностей не удалось обойтись и теперь. Широкие стальные плоскости сверкали на солнце по бокам гранаты, как крылья пчелы.
Трудные опыты, иногда стоившие не меньших жертв, чем сражения прежних веков, превратили эту гранату в средство сообщения, за которое можно было быть совершенно спокойным. Воздушный корабль, лежавший теперь на ледниках Норвегии, перелетел в шестнадцать часов из Занзибара, на южной стороне экватора, до последних обледенелых утесов северной Европы — 8.500 километров. Правда, кораблем лично управлял Стэндертон-Квиль, один из лучших инженеров государственных мастерских!..
Теперь он стоял, заложив руки в карманы, и со скукой посматривал на жалкую пустыню, где не было ни малейших признаков техники, могущих порадовать сердце порядочного человека. Он презрительно сплюнул на снег, а затем, для разнообразия, еще раз прочел машинисту лекцию о смазочном приспособлении зажигательного аппарата.
— Да ведь мы уже об этом говорили, Стэндертон-Квиль! Я что вы думаете о ледяных массах, окружающих нас?
Тот с неудовольствием замотал головой.
— И думать не хочу, советник. Тут каши не сваришь.
— Позвольте, милый друг, — проговорил Измаил-Чак, не без досады усмехнувшись. — Ведь вы стоите на историческом месте! Здесь, у ваших ног, некогда лежал город, обитали люди, открывшие Америку! Это родина человека, открывшего наш Южный полюс! Случилось это ровно в 2000-м году по Р. X. Здесь родился человек, первый водрузивший флаг на Северном полюсе! Не трагедия ли, что родина этих людей, проникших в сердце льдов, сама теперь погребена подо льдом и снегом, что здесь в некотором смысле воскресают вымершие эскимосы!
— Не трудитесь, советник! — со смехом вставил Хамайдан, его Секретарь. — Этот Стэндертон-Квиль самый неисторический человек под луной! Мозг его — сущая коллекция алгебраических формул, сердце — узамбаранитный мотор, мир его ощущений — целая цепь технических понятий, рычагов, спиралей, волн, колес и мыслит он колебаниями, силовыми станциями и приборами для бурения земли! Мы уже во время переезда тщетно пытались уяснить ему трагедию северного полушария!
— Что хотите, друзья? Для меня это все техническая проблема! Видите ли, земля — это яблоко, населенное бактериями. Оно освещается и согревается большой электрической грушей, и вся эта механика попала в облако пыли, так что яблоко не получает уже столько тепла, как раньше, и бактерии не могут жить в самых холодных его точках, не находят там пропитания, потому что северная и южная области яблока подернуты инеем! Нет ничего проще этого объяснения! Где тут сложность, где романтика? Вопрос лишь в том, как нам вывести яблоко и электрическую ампулу из проклятого облака и где-нибудь в другом месте обеспечить хлеб и жилье бактериям Севера и Юга! Мне кажется, это техническая проблема, и она меня интересует исключительно с этой точки зрения! Это — основное!
— Правильно, совершенно правильно, милейший Стэндертон! — возразил Измаил Чак, сделав тщетную попытку похлопать по плечу инженера, который был выше его на целый аршин. — Вы действительно широко охватываете проблему! У нас, мелкоты — правда, маленькая, но совершенно неустранимая задача пропитать эти миллионы бактерий северных и южных широт, и никакой инженер в мире не выведет нас из беды своими рычагами и колесами, если его машины не создадут урожая и не наплодят убойной скотины! Но если вам удастся этот фокус, и если вы сумеете сдуть прочь облако пыли, обволакивающее согревающую нас ампулу и задерживающее тепловые лучи, вы станете величайшим человеком в мире и героем нашей отчизны, президентский пост которому обеспечен!
Стэндертон улыбнулся и ответил: — Если вспомнить, что наша планета таит в своих недрах колоссальные количества тепла, бесполезно пропадающие там, и что дело лишь в том, чтобы отвести эти потоки тепла в полярные области земли, то невозможное представляется вполне возможным! Подумайте: ведь наша земля в незапамятные времена была маленьким солнцем, раскаленным шаром, поверхность которого остыла, оделась оболочкой из горных пород, внутренний же жар сохранился до наших дней почти в неуменьшенном состоянии! Как вы думаете, какова толщина земной коры, отделяющая нас от вечного огня? Фандерштрассен — специалист, он подтвердит, что эта земная оболочка относительно не толще яичной скорлупы! Разве не так, Фандерштассен?
— В общем, это так, Стэндертон! Давайте-ка, сообразим! На каждые сорок метров проникновения в
