– Лена, – Ася чуть заметно вздрогнула. – Она взрослая девушка. И потом – почему одна? Она с папой, он ей родной отец, и мы тоже...
– Папы и дома-то никогда нету, а мы... Ты сердишься, я ее дразню. А это нечестно. Ну и что – взрослая, а все равно. Вот я была бы без тебя, а, мам? И потом – когда она стала у нас жить, ей сколько лет было? Семнадцать? Подумаешь, чуть больше, чем мне сейчас...
Ася – или Лена? – даже не заметила, когда мачеха успела подойти, обнять сзади, погладить по голове.
– И потом, мам, – продолжала она говорить куда-то в складки халата, – она мне очень нравится, Ася. Такая серьезная, взрослая. Работает. Я бы тоже хотела быть такой, когда вырасту... Давай будем с ней дружить, да?
– Конечно, девочка, ты права. По крайней мере, мы постараемся.
– Правда? Спасибо, мам. И давай – подождем ее с обедом?
Мачеха кивнула, соглашаясь. Лена – или Ася – вскочила со стула, выбежала из кухни. В темной прихожей Ася, сама не зная почему, вдруг сделала в своем укрытии резкое движение, будто бы падая назад – и оказалась тут же, в прихожей, среди сапог и пальто.
– Аська! – зазвенел ей настречу радостный сестрицын голос. – Ты чего свет не включаешь? А мы тебя ждем, обедать не садимся. Пойдем скорее, раздевайся же...
Так Ася начала свои эксперименты. Старалась, чтобы в поле действия была вода, сначала весенняя лужа, потом – хоть струя из крана. В ванной проникать в мыслеобраз было особенно удобно – и вода присутствует, и интимность соблюдается. К сожалению, объектов для эксперимента немного – ну кого позовешь в ванную? Мачеха, отец, сестрица – вот вам и все. Зато отношения в семье наладились накрепко.
Потом она вдруг открыла, что действие хорошо получается в лифте, идущем вверх. Воспаряющее движение как-то так удачно отзывалось во всем теле, надо было только поддаться ему, чуть-чуть потянуться – даже лучше, чем с водой. И потом – это заметно расширило сферу деятельности. Лифты встречаются везде и там легко можно оказаться вдвоем с кем угодно.
А потом она поняла, что ей уже не нужны никакие вспомогательные средства. Просто – приглядеться к человеку, подметить в его глазах некую специальную особенность, встать рядом, принять такую же позу, повторить движение, сделать легкое усилие – и раз! все получалось, как по маслу.
Естественно, мастерство пришло к ней не сразу. Так, чтоб моментально и безо всякого лифта, стало получаться у Аси только к концу лета. Конечно, бывали и промахи. Однажды, например, во время летнего дождя она неизвестно зачем влезла в мысли случайного прохожего – и совершенно не знала, что с ними делать. Ну что ему такое внушить? Она туда и влезла-то лишь потому, что забыла зонтик. Ну, и попрактиковаться, конечно. А потом вокруг образовалась толпа народу, и выйти обратно не было никакой возможности. Ася даже слегка испугалась, и прошло не так мало времени, пока она догадалась заставить объект зайти в ближайший подъезд... И еще какие-то неувязки случались, но разве это было важным... В целом-то все получалось так, как надо!
В общем, как-то однажды по осени Ася, оказавшись в курилке наедине со своим кумиром, плейбоем и асом отечественной журналистики Сергеем Таковецким, решила – чем черт не шутит! Подошла поближе, взглянула в глаза, подстроилась – ...
Мысли Таковецкого, по сравнению со всеми остальными, показались ей необычными даже наощупь. Они как будто были плотнее, гораздо менее охотно собирались в шар и слегка покалывали пальцы. Впрочем, может быть, это оттого, что Ася просто нервничала. Погладив шар таковецких мыслей особенно ласково, Ася отложила его и распустила ковер мыслей собственных...
– Она забавная девочка, эта Ася-компьютерщица, – думал Таковецкий, задумчиво гася окурок в банке из-под чешского пива, служившей пепельницей. – Что-то в ней есть такое... Надо бы приглядеться повнимательнее. Но, пожалуй, слишком серьезна. В том смысле, что легкой интрижкой тут не отделаться... Ну и что за беда? Это тоже может быть интересным... В конце концов, не все же ерундой заниматься, можно когда-то и о будущем задуматься. Нет, определенно, при случае пригляжусь к ней повнимательнее, есть, есть в ней нечто...
Надо ли говорить, что случай не замедлил представиться... Ася давно заметила, что после вторжения в мыслеобраз объект – любой объект – продолжал некоторое время жить, используя внушенные асины мысли, но если следующего вторжения не происходило, влияние потихоньку угасало и сходило на нет. Поэтому для создания устойчивого эффекта вторжение нужно было производить хотя бы раз в два дня. Она удвоила старания застать Сергея наедине в курилке или попасть с ним в лифт – и уже через неделю ее настойчивость была вознаграждена. Теперь Таковецкий приходил к ней сам – звал выпить кофе, покурить или пройтись подышать свежим воздухом. В редакции его новый интерес, естественно, незамеченным не остался, хотя большого любопытства тоже не вызвал – эка невидаль, в самом деле. Подумаешь, Таковецкий программисточку клеит.
Как-то они стояли с Таковецким в курилке – вернее, Таковецкий стоял, Ася-то как раз проводила очередное вторжение, и поэтому ее зримый образ в собственно курилке отсутствовал, – и в кармане журналиста зазвонил мобильник. Тот ответил на вызов, и Ася услышала в трубке противный голос Ниночки, секретарши главного редактора:
– Сереженька, ты там все бегаешь где-то, а тебя Игорь Петрович обыскался. Давай, ноги в руки – и к главному!
– Есть! – по военному гаркнул Таковецкий и – Ася не успела шевельнуться – выскочил на лестницу и слился с толпой народа, вечно снующей по ступенькам вверх и вниз.
Ася оказалась арестованной. Ее это не напугало – не привыкать, скорее, заинтересовало. Шутка ли – попасть к начальству, да еще и послушать, как оно общается со своим ведущим пером. Слегка напрягало, что ее могли за это время хватиться на рабочем месте, но – подумаешь, совру, что живот заболел, побежала в аптеку, – сказала она себе и успокоилась.
Таковецкий бодрым маршем вошел в редакторский кабинет, чмокнул противную секретаршу по- приятельски в щечку. «Только ли по-приятельски?» – мелькнуло у Аси в голове, и шар таковецких мыслей мягко шевельнулся у нее за спиной. – «Плевать мне,» – тут же оборвала Ася сама себя, чтобы не отвлекаться, погладила шар на всякий случай еще раз и сосредоточилась на происходящем.
– Садись, Серега, – указал на кресло главный редактор, гладкий седеющий джентльмен в безупречном костюме от Хьюго Босс. – Дело у меня к тебе есть.
– Я – всегда пожалуйста, – ухмыльнулся Таковецкий в ответ.
Дело состояло в том, что газете, которой до зарезу не хватало собственного корреспондента в Европе, удалось наконец отыскать где-то фонды на это дело. Где именно – редактор предпочел умолчать. Так и сказал: «Предпочитаю умолчать», – и Таковецкий понимающе кивнул. Но суть была не в загадочном происхождении вновьобретенных фондов, а в предложении редактора Таковецкому стать этим самым европейским корреспондентом. Со всеми вытекающими фондовыми последствиями.
– Надолго ли, Серега, не скажу, – пожимал плечами редактор. – Но на полгода – точно. Столько нам средства и сейчас позволяют, а уж что дальше будет – поглядим, поглядим...
– Спасибо, конечно, за ценное предложение, – был ответ Таковецкого. – Но я бы, пожалуй, остался бы пока тут. Если, конечно, начальство не возражает, – и хитро подмигнул.
Редактор даже опешил.
– Серег, да ты что? Нет, я, конечно, собкором в Брюссель всегда найду, кого послать, но я-то думал... Ты ж у нас, блин, звезда! Тебе и карты в руки. Тем более, я помню, у нас и разговор такой был...
– Все верно, я и не спорю. В другое бы время я – с дорогой душой, но сейчас...
– А что у нас сейчас...
– Выборы будут, – ответ был, прямо скажем, не очень-то, но Асе впопыхах ничего лучшего просто в голову не пришло.
– Выборы! Ты сказал! до них еще целый год, ты и вернуться успеешь двадцать раз...
– Не скажите, Игорь Петрович. Год годом, а сани готовь с лета. Сейчас самая страда, если всмотреться по-честному. Так что – рад бы в Брюссель, да не могу! Родина в опасности. – и Таковецкий снова подмигнул.
– Ну, как скажешь. Не ожидал я, что ты такой патриот. – главный не скрывал удивления. – Ассистанс
