притормозил:
— В расчете.
— В зачете, — мягко подправил тот.
Генерал зябко подернул плечами и, не задерживаясь более, переступил через порог.
— Полдня много, товарищ генерал! Я их, тварей, за час! — крикнул вслед выходящим оставшийся подполковник.
В голосе его было такое, от чего лицо капитана, до того лишь удивленно-растерянное перед генеральским гневом, покрылось крупным, хлынувшим изо всех пор потом.
— Так ты, стало быть, на частные заказы сел? — вкрадчиво, поглаживая рукой лежащую на столе дубинку, поинтересовался подполковник. — Без согласования с начальством мундир позоришь? Да я тебе, паскуда, сейчас демократизатор этот в жопу засуну!
— О Боже, — простонал Максим. — Алеха, уведи ты меня из этого бардака.
— Дурашка же ты! — бормотал Забелин, с помощью Курдыгова выводя обессилившего Максима, из ушей у которого сочилась кровь. — Ну что за осел выискался! Подписал бы все, к чертовой матери. Знаешь же, что ни черта твоя подпись не стоит. Так нет, весь мир переупрямить хочешь.
Краем глаза он заметил, как всколыхнулся при последних словах крепко и, как выяснилось, напрасно подставившийся капитан, которому теперь, похоже, не суждено было стать майором.
Придерживая все еще похрипывающего от боли Максима, Забелин не без труда отомкнул дверь своей квартиры.
— Потерпи еще! Я с дороги бригаду врачей вызвал. — Сидоренко оказался одним из немногих, кому удалось помочь снять вклад. — Посмотрят уши твои, да и почки тоже. Как они?
— Вроде отходят.
— Вот и ладушки. Сейчас Наталье позвоним. Тоже из-за тебя, дурака, не в себе. Пару дней у меня оклемаешься. А там, черт с тобой, рви за бугор. Раз уж с нами невмоготу.
Максим опять принялся складывать пальцы в злосчастный кукиш, но, похоже, сегодня была не судьба — от неловкого усилия его повело, Забелин не успел удержать. И оба с грохотом свалились на коридорный шкаф.
Дверь из комнаты распахнулась, и на шум выскочила встревоженная девушка. В полной растерянности смотрела она на лежащих в обнимку посреди прихожей заваленных меховой одеждой мужчин.
— Дрались где-то, — разглядывая Максима, догадалась Юля.
— Да нет, просто побили меня чуток, — вопреки обыкновению, честно признался Максим. — Классно, что ты появилась, Юлька, хоть будет теперь кому от жлоба этого защитить. Он ведь чего без тебя удумал? В загранку меня отослать хочет, чтоб самому в институте порулить. Это после того как я ему все акции скупил. Можно сказать, преподнес.
— Не сердись, Юлочка. Все равно зима впереди. Все в химчистку пора сдавать, — освобождаясь от навалившейся дубленки и не отрываясь от подернутых пеленой Юлиных глаз, счастливо пробормотал Забелин.
— Мальчишки! Ну на минуту вас оставить нельзя, — и, сев возле них на полу, она заплакала.
Эпилог
На заваленной мартовскими сугробами Варварке печально позванивал церковный колокол, перебиваемый монотонными гулкими ударами.
Наверху, на крыше нависшего над церквушкой здания, орудовали тяжелыми кувалдами рабочие, азартно сбивая последнюю металлическую букву.
— Чегой-то там? — собравшаяся напротив, у памятника Кириллу и Мефодию, толпа зевак непрерывно разрасталась.
— Банк очередной прикрывают. На днях лицензию отобрали.
— А чего за банк-то?
— Да этот, «Светоч».
— Ишь ты! Здоровый банчище-то вроде был. Там же этот шуровал, как его? Все в газетах против коррупции выступал.
— Второв, что ли?
— Во! Как же допустил-то?
— Да чего допустил? Первым и сиганул. Еще по осени девяносто восьмого. Мол, я не при делах, разбирайтесь здесь сами. А сам на Багамы за пивком побежал. После этого все враз и развалилось.
— Ишь как! А по виду вроде крепкий хозяин был.
— А чего ему? Свое-то нажировал. Все они воровать только крепки. А то, что людей обкраденных немерено, — так кому дело?
— Да, нет настоящей власти. Чего теперь там-то будет?
— А чего будет? Вроде Минтяжмаш опять расширяется. Хуже не будет.
Последняя упрямица буква наконец подалась и с печальным жужжанием полетела к земле.
