– Да, Дуглесс! Пожалуйста, выходи за меня замуж! Я был таким дураком, что не понимал, как хорошо мы с тобой жили!
Дуглесс лишь слегка усмехнулась. Ну вот, она и услышала то, чего ей так сильно хотелось: можно выйти замуж за всеми уважаемого, надежного человека!
Сделав глубокий вдох, она улыбнулась Роберту, ибо вдруг почувствовала, что ей не хочется продаваться так дешево! Теперь она уже не та недотепа-малышка в семье, не достигшая высот, которые занимают в своем положении ее старшие сестры! Она – женщина, которую перебрасывали в другую эпоху, и она там не только сумела выжить, но и осуществить крайне трудную задачу! Нет, больше ей не требуется как-то реабилитировать себя в глазах слишком идеального семейства, притаскивая в дом какого-нибудь вполне преуспевающего супруга! Нет, теперь и сама Дуглесс может преуспеть в жизни!
И, взяв руку Роберта, она вернула ее к нему на колени и очень любезно проговорила:
– Спасибо, но не нужно, большое спасибо!
– Но я думал, ты хочешь выйти замуж! – воскликнул он, глядя на нее в полной растерянности.
– И еще папочка говорил, что я могла бы быть подружкой невесты на вашей свадьбе! – добавила Глория.
– Когда я и впрямь соберусь замуж, то выйду за того, кто всего себя отдаст мне! – проговорила Дуглесс, а затем, глядя на Глорию, добавила:
– Ну, и подружек на собственную свадьбу я предпочту выбирать сама!
Глория вся залилась краской и потупясь уставилась на свои ногти.
– Да, Дуглесс, ты изменилась! – тихо заметил Роберт.
– Да, изменилась. Или нет? – отозвалась Дуглесс, как бы и сама удивляясь сказанному. – Да, верно, действительно изменилась! – подтвердила она и встала. – Сейчас я принесу ваш браслет!
Она пошла к лестнице, но Роберт, оставив Глорию в вестибюле, двинулся за ней. Он не произнес ни слова, пока она не отперла дверь номера и не вошла в комнату. Последовав за нею, он закрыл за собой дверь.
– Скажи, Дуглесс, у тебя есть кто-то другой, да? – спросил он.
Она достала из своего чемодана браслетик с бриллиантами и протянула Роберту.
– Нет, у меня никого нет, – ответила она, вновь ощущая всю боль из-за утраты Николаса.
– И даже того парня, которому, по твоим словам, ты помогала в его изысканиях?
– Нет, все изыскания закончились, и он… он исчез.
– Навсегда? – спросил Роберт.
– Да, настолько навсегда, насколько это позволяет одно лишь время! – ответила Дуглесс и на мгновение отвернулась в сторону. Затем, глядя на Роберта, сказала:
– Знаешь, я абсолютно измоталась, а утром мне предстоит длинный перелет домой, так что сейчас лучше всего распрощаться. Когда я окажусь в Штатах, заберу у тебя свои вещи.
– Но, Дуглесс! – воскликнул он. – Пожалуйста, пересмотри свое решение! Мы же не можем взять да и покончить со всем, что у нас было, просто из-за какой-то небольшой ссоры. Мы же любим друг друга!
Она поглядела на него и подумала, что действительно когда-то, в какой-то период ее жизни, ей казалось, что она его любит. А затем их отношения развивались лишь в одну сторону: Дуглесс всячески стремилась ублажить его и всегда пыталась сделать что-нибудь ему приятное.
– Что тебя так изменило? – спросила она. – Как случилось, что всего лишь несколько дней тому назад ты взял да и бросил меня совершенно одну, в чужой стране, не оставив ни пенса, а теперь вновь здесь и упрашиваешь меня выйти за тебя замуж?!
Роберт слегка покраснел и в замешательстве отвернулся от нее.
– Право, я в самом деле приношу тебе извинения за все случившееся! – выдавил он из себя. Потом посмотрел ей в глаза, и выражение лица у него было неподдельно искренним и чуть-чуть смущенным. – Это была глупейшая история! – проговорил он, – Все это твои деньги, они приводили меня просто в бешенство, ты же знаешь! Я с огромными трудностями учился в медицинском институте, питаясь одной консервированной фасолью, а у тебя было все! Была семья, которая души в тебе не чаяла, и богатства, накопленные за столетия. Мне было ненавистно твое поведение, когда ты разыгрывала какой-то фарс, живя лишь на свою учительскую зарплату, потому что я отлично знал, что, стоит тебе только попросить, и тебе твои родичи дадут столько денег, сколько ты захочешь! Когда я бросил тебя у церкви, я знал, что твоя сумочка у Глории и был даже этому рад! Мне хотелось, чтобы ты почувствовала, что такое – пытаться выжить, не имея денег, и всегда полагаться исключительно на себя, как это вечно приходилось делать мне! – Он глубоко вздохнул, лицо его приняло мягкое выражение, и он продолжил:
– Но вчера вечером вдруг все изменилось. Мы с Глорией были в ресторане, и внезапно я ощутил острое желание, чтобы и ты была с нами. И я… я больше не злился на тебя. Скажи, ну есть ли в этом какой-то смысл?! Вся злость, которую я испытывал из-за того, что тебе всегда было дано все, мгновенно испарилась, будто ее и не было никогда, она пропала, исчезла начисто! – Подойдя к ней и положив руки ей на плечи, он проговорил:
– Я был просто дураком, что позволил тебе уйти, отпустил от себя такую женщину, как ты! Если бы только ты разрешила, я всю оставшуюся жизнь только и делал бы, что исправлял свою ошибку! Мы можем и не вступать в брак, если тебе этого не хочется! Нам даже не обязательно жить вместе! Я бы… я бы стал за тобой ухаживать, если бы ты разрешила! Да, ухаживать, одаривать тебя цветами и конфетами и… и еще воздушными шарами! Ну, что скажешь на это? Дашь мне еще шанс?
Дуглесс внимательно смотрела на него. Роберт сказал, что вчера его злость прошла. Все время, что она провела в шестнадцатом веке, соответствовало всего лишь нескольким минутам по счету века двадцатого, и вот за столь короткий срок, находясь с Николасом, она как-то сумела стереть с лиц Глории и Роберта одинаковое выражение злости! А может, эта самая злость Роберта была подспудно вызвана тем горьким чувством, которое он испытал из-за событий, произошедших в шестнадцатом веке? Ведь когда Роберт впервые увидел Николаса, то смотрел на него с нескрываемой яростью. Но почему? Может, потому, что некогда Николас сделал ребенка его жене?
Глория как будто тоже совсем не испытывает более злости к ней, Дуглесс! Может, это из-за того, что когда-то Дуглесс помогла более быстрому созреванию Люси?!
Дуглесс даже головой помотала, чтобы упорядочить свои мысли. Как это говорил Николас: «Если даже мне суждено умереть завтра, душа моя будет помнить тебя!»? Так может, Роберт и Глория воплощают собой души тех людей, которые жили когда-то?!
– Так ты дашь мне еще шанс? – повторил Роберт, – Нет, – ответила Дуглесс, улыбаясь и целуя его в щеку, – нет, не дам, хотя очень благодарна тебе за твое предложение!
Он отстранился от нее, и Дуглесс с удовлетворением увидела, что злости он не испытывает.
– У тебя есть кто-то еще? – вновь спросил он, как бы демонстрируя, что его 'я' легче справляется с ее отказом, чем ее собственное, предпочитающее в ситуации выбора скорее уж не иметь дела ни с кем, чем предпочесть его!
– В определенном смысле – есть! – ответила она. Роберт поглядел на браслетик на своей ладони.
– Да, – задумчиво произнес он, – если бы только вместо этого я тогда купил обручальное колечко… Впрочем, кто знает? – И, вновь подняв на нее глаза, договорил:
– Ладно, кем бы он ни был, этот сукин сын, он – счастливчик! Желаю тебе всего хорошего, что только есть на белом свете! – И с этими словами он вышел из комнаты, закрыв за собою дверь.
Некоторое время Дуглесс стояла в пустой комнате, а потом пошла к телефону, чтобы позвонить родителям, – ей захотелось услышать их голоса.
Трубку взяла Элизабет.
– А что, мама с папой еще не вернулись? – спросила Дуглесс.
– Да нет, они еще там, в своей хижине. Слушай, Дуглесс, я все же настаиваю на том, чтобы ты объяснила, что там у тебя происходит! Если ты опять влипла в какую-нибудь передрягу, лучше скажи, чтобы я могла тебя из нее вытащить! Надеюсь, на этот раз тебя не посадили, а?
К собственному изумлению, Дуглесс обнаружила, что слова ее во всех отношениях совершенной старшей сестры на этот раз не злят ее и не заставляют испытывать комплекс вины!
– Слушай, Элизабет, – решительно произнесла она, – я была бы очень признательна, если бы ты больше не разговаривала со мной подобным образом! Я, собственно, позвонила затем, чтобы сообщить, что
