Первый посещенный мир создан из чего-то вроде «субквантового крема для бритья» и населен игривыми женственными существами – кальвиниями. Они сопровождают Пола на протяжении большей части его путешествий, поселившись внутри (космической) струны его йо-йо.
Два мира, от которых у меня кружится голова, это мир клеточного автомата и мир хаоса. Это те главы, которые я хотел бы написать сам – но так и не решился. Пол бросился в бой и принес нам нечто, казавшееся мне невозможным. Но он сумел.
Есть тут и милые шутки компьютерного века. Мне нравится, как в одной главе о жизни в мире клеточного автомата, похожем на экран компьютера, этот мир именуется «Тяжелый случай зубчатости» («зубчатостью» называется эффект «ступенек», возникающих, если чересчур увеличить размер пикселей). В мире клеточного автомата Пол занимается чем-то вроде секса с женщиной, и у них рождается ребенок. Позже в книге он рассказывает ребенку: «Однажды давным-давно... два автокаталитических конгломерата с ограниченным набором инструкций, работающие в бесконечном бинарном субстрате, обменялись достаточным количеством парагенов, чтобы загрузить небольшой новенький гомеостазис. Это был ты». Если ты клеточный автомат, то эта сказка прекрасна.
Где-то в середине книги имеется интерлюдия. Некий благосклонный к мертвым чужак-коала, обозрев то, что сотворил до сих пор Пол, говорит: «Вам была предоставлена почти безграничная возможность выбора, но из всего меню мироздания вы выбирали на удивление самое примитивное и глупое... Почему вы не захотели посетить ни один инопланетный мир?»
Персонаж, способный отправиться в любую вселенную, куда ему заблагорассудится, в некотором смысле отличная фигура для писателя-фантаста. Но остается некое чувство, не дающее покоя фантасту, в частности ощущение, что этот некто мог бы совершить гораздо больше, чем он в итоге совершил. Самые благородные просьбы Пола кончаются пшиком, другие оборачиваются ужасным эгоцентризмом. Хотя в любом случае результат оказывается поразительно интересным.
Когда уже, кажется, все потеряно, на сцене появляется наш покровитель, святой Роберт Стерлинг, человек, лаконично обрисованный шестью словами: «Костюм, галстук, улыбка утомленного жизнью человека». Если говорить о лаконизме, есть глава 132, «Подох как собака», которая этому полностью соответствует: «А потом я тоже умер».
Среди интеллектуальных ценностей в заключительной главе романа имеется данное Полом довольно правдоподобное объяснение, каким образом Точка Омега может разрешить Онтологическую Закавыку: «Точка Омега появилась в конце всех времен и пространств. Затем, обладая могуществом Святого Духа, или универсальной волновой функции, Точка распространила себя в обратном направлении во времени, породила из чистого ничто сверхпространство, а потом сконструировала первый Большой Взрыв, отчего все остальное начало ветвиться. После этого ОЗ продолжила свое существование во всем и во вся – небольшой кусочек Вечного Духа в каждом кусочке жизни, – потихоньку организуя историю так, чтобы она наверняка привела к ее появлению».
Чтобы достигнуть этой точки, Пол проделал огромную работу. Он позволил этой предельно философской проблеме мучить и истязать его во время вдохновенного вояжа по мирам своих сокровенных желаний, и в результате получил ответ, который смог обратить себе на пользу. Философия напоминает почесывание; вы чешетесь, пока зуд не пройдет, а потом, если вам дорога шкура, останавливаетесь.
В завершение странствий Пол возвращается в Провиденс, где обретает счастье и свою настоящую любовь. И, судя по тексту, который мы уже рассмотрели и проанализировали, тот Пол либо этот все же решил Онтологическую Закавыку, став замечательным писателем. Вот уж действительно счастливый конец.
Выпало сначала
1
Официант, посчитайте реальность, пожалуйста!
Моя жизнь ни к черту не удалась.
Я понял это в одно печальное утро, когда шел пешком на работу.
Словно голубой разряд молнии, разящей прямо в зад, мысль поразила меня посреди шага.
Моя жизнь безнадежно и полностью, на все шесть дней, предшествующих воскресенью Святого Отдохновения,
Говорите мне после этого о проклятых откровениях святого Петра.
Вначале это горькое прозрение погрузило меня в еще более глубокую депрессию, чем обычно. Помните, наверно, ту сцену у Феллини в «Восемь с половиной», где на пресс-конференции Мастроянни забирается под стол, спасаясь от своих мучителей, а потом стреляет себе в голову? На полмига я почувствовал то же, что чувствовали ботинки тех, по чьим ногам он пробирался под столом.
Потом случилось нечто занятное. Прежде чем моя нога совершила свое следующее пешеходно- поступательное движение, все мое самоненавистничество испарилось, остались только холод и равнодушная ясность. Я ощутил внутри себя будто бы одного из Уэллсовых марсиан. Впервые за долгое время я получил возможность объективно рассмотреть свою жизнь.
Шоры упали с моих глаз. Или случилось что-то, описываемое клише равной силы.
Мне сорок пять лет, я работаю продавцом в маленьком частном книжном магазинчике в городке при колледже. Магазинчик называется – ха! – «Страна книг». Работа моя – сущий тупик карьеры: не требует ни грамма мозгов, но предоставляет мне крышу над седеющей головой и холодильник, в котором замороженных овощей, рыбных палочек и шестибаночных упаковок пива ровно столько, сколько мне надо. И эта работа для меня столь же неподходяща, как выполнять тонкую ручную работу в толстых кухонных рукавицах. (Причем я был настолько неудачлив в своей повседневной жизни, что даже не добыл такую вот стеганую защиту для своей одинокой действительности.)
Когда-то, много лет и пространств назад, у меня были голова и мозги. Разум, который мог бы завести меня куда-нибудь, примени я его верным образом. Я мог бы поступить в колледж, потом горбатиться на работе, не рисковать и не высовываться, целовать задницы. Заниматься бла-бла-бла (здесь и далее сокращенно: БББ).
Понимаете, насколько мне помнится, было время, когда я был толковым и смекалистым парнем. Таким смекалистым и толковым, что мог стать кем угодно. Врачом, юристом, ученым, брокером. (Ладно, пускай последнее и шаг
И винить в этом некого, кроме себя.
Вот какая мантра!
2
