же там ворсинки лишь ассоциируются с волокнами, из которых соткан ковер, украшающий жилище подозреваемого. Это тем не менее может дать присяжным повод предположить, что он все же был на месте преступления.
– Ну а насколько близко они были знакомы? – спросила Сакс.
– Он утверждает, что вообще не знал ту женщину, однако мы нашли у нее две записи, одну в офисе, другую дома. В первой говорится: «Арт – в баре», а во второй только: «Артур». Да, и еще его имя есть у нее в телефонной книге.
– А номер телефона, рабочий или домашний? – нахмурился Райм.
– Ни тот ни другой. Мобильник с предварительной оплатой. Никаких сведений о владельце.
– Так вы полагаете, они не просто дружили?
– Это приходило нам в голову. А как еще объяснить его нежелание дать ей свой рабочий или домашний телефон? – Лагранж усмехнулся. – А ей, видать, было абсолютно все равно. Порой диву даешься, на что только люди готовы купиться и не задавать при этом лишних вопросов.
«Чему ж тут удивляться?» – подумал Райм.
– А сам телефон?
– Не нашли. Как в воду канул.
– И вы думаете, Артур убил любовницу, потому что та принуждала его уйти от жены?
– Во всяком случае, такой будет позиция обвинения на предстоящем суде. Ну, или что-то в том же духе.
Райм попытался проанализировать эту схему, взвесив все «за» и «против», но не сумел; он просто недостаточно хорошо знал своего двоюродного брата, с которым не виделся больше десяти лет.
А Сакс задала очередной вопрос:
– Был ли мотив для убийства у кого-нибудь еще?
– Нет. Родственники и друзья утверждают, что Элис Сандерсон встречалась с мужчинами, но нерегулярно и без всяких скандальных разрывов. Я даже прикинул, не жена ли Артура – Джуди – отправила ее на тот свет, но у нее твердое алиби.
– А разве у Артура нет алиби?
– Нет. Он якобы был на пробежке в Клинтон-стейт-парке, но подтвердить это некому. Парк большой и безлюдный.
– Любопытно, – заметила Сакс, – а как он ведет себя на допросах?
Лагранж усмехнулся:
– Забавно, что вы спросили об этом. Именно то, как он держится, и удивляет более всего во всем этом деле. Прибалдевший какой-то. Наше появление в его доме он воспринял как что-то совершенно невероятное. Я на своем веку упаковал немало волчар, в том числе матерых. Профессионалов своего дела, так сказать. Но он, в натуре, ловчее всех косит под невинную овечку. Большой артист! За ним и раньше такое водилось, детектив Райм?
Криминалист вместо ответа спросил:
– А что случилось с картиной?
Вопрос вызвал некоторое замешательство.
– Картину так и не нашли. Вот какая штука. Ни в доме, ни в гараже. Зато заднее сиденье машины и пол в гараже испачканы землей, идентичной по составу с почвой в лесопарке рядом с домом, где он бегал по вечерам. Похоже, там и закопал картину.
– Еще один вопрос, детектив, – продолжал допытываться Райм.
В ответ из динамика раздался чей-то отдаленный голос, произносящий слова, неразличимые в порыве ветра.
– Да, слушаю, – снова заговорил Лагранж.
– Можно мне ознакомиться с материалами следствия?
– С материалами следствия? – замялся Лагранж. – Детектив, дело верняк, даю слово. Расследование проведено по всем правилам.
– Детектив Лагранж, мы ни на минуту не сомневаемся в этом! – вмешалась Сакс. – Однако, как мы поняли, Артур Райм отказывается признать себя виновным.
– А, так вы хотите уговорить его? Теперь понятно. Такой расклад для него самый лучший. Вообще-то все материалы вместе с вещдоками уже у помощника окружного прокурора, у меня осталась только копия дела. Могу одолжить, только ненадолго. Денек-другой вам хватит?
Райм молча качнул головой. Сакс обратилась к детективу:
– Я сама заберу копию дела из архива, только поставьте их об этом в известность.
В динамике опять засвистел ветер, но внезапно прекратился – очевидно, Лагранж зашел в какое-то помещение.
– Ладно, я сейчас позвоню им.
– Спасибо.
– Без проблем. Желаю удачи.
Выключив телефон, Райм едва заметно улыбнулся:
– Какая трогательная забота о моем брате! Все будто сговорились. Это я о сделке с правосудием.
– Ты прекрасно знаешь, с кем имеешь дело, – ответила Сакс и, перекинув через плечо ремешок сумочки, зашагала к выходу.
Глава четвертая
Сакс обернулась до Полис-плаза-один и обратно намного быстрее, чем если бы воспользовалась муниципальным транспортом или воспринимала всерьез запрещающие сигналы светофоров. Райм догадался, что она опять отрывалась на своем багровом «камаро-СС» производства 1969 года, не позабыв, правда, водрузить проблесковый маячок на переднюю панель. Сакс перекрасила машину несколько лет назад, так чтобы та гармонировала с любимым цветом Райма, избранным им для своих инвалидных колясок. Ей до сих пор по-ребячески не терпелось при любой возможности выжать из мощного двигателя максимум скорости, так чтобы визжали покрышки и пахло паленой резиной.
– Все отксерила, – сообщила она, входя в помещение с толстым скоросшивателем в руках, и болезненно поморщилась, опустив его на лабораторный стол.
– Что, прихватило? – посочувствовал Райм.
Амелию Сакс мучил застарелый артрит. По этой причине она беспрестанно поглощала таблетки глюкозамина, хондроитина, адвила и напросина, бросая их в рот, будто мармеладки, однако редко жаловалась на недомогание вслух – опасалась, если узнает полицейское начальство, пошлет ее на медкомиссию и переведет на канцелярскую работу. Даже наедине с Раймом Сакс старалась не подавать виду, что ей больно. Но сегодня призналась:
– Да, чего-то петли скрипят.
– Сядь, передохни.
Она отрицательно мотнула головой.
– Ну, рассказывай, что у нас есть.
– Полный отчет, опись вещдоков и копии фотоснимков. Все, кроме видеокассет. Их передали окружному прокурору.
– Так, давай-ка перепишем все на доску. Я хочу видеть то, что обнаружено на месте преступления и в доме Артура.
Сакс подошла к доске из гладкого белого пластика – несколько десятков таких досок были развешаны по стенам лаборатории Райма – и принялась писать под пристальным взглядом криминалиста.
Квартира Элис Сандерсон.
• Следы крема для бритья «Эдж-адвэнст-джел» с алоэ.
