словоохотливая старая дама, которая с утра уже успела им надоесть своей болтовней. Только барон не принимал участия в разговоре. По обыкновению, он мысленно вел сам с собой диалог. На сей раз, поскольку они ехали на фронт, он обдумывал, как ему держаться с русскими, если так случится, что они дойдут до его железной дороги.
Когда разнородная компания наконец оказалась на засаженной виноградниками плоской вершине холма, вдали, на блеснувшей перед ними равнине, обозначились тонкие воздушные минареты.
— Вот и София! — нарушил свое долгое молчание барон.
— Где?
— Возле самой горы! У подножия...
Но не успела старая дама окинуть взглядом открывшийся вид, как чей-то крик заставил всех повернуть голову налево. Там, где раньше дымились крыши едва заметных снизу домов, теперь было видно все село. Над ним развевались огненные языки пламени, черный дым клубился над пылавшими сараями. Переменившийся ветер принес запах дыма и гари. Бейкеру и его спутникам показалось, что они слышат крики людей и шум рушащихся стен; долетел даже какой-то треск и сразу повторился отчетливей и громче.
— Похоже на стрельбу.
— Да, стреляют, — уверенно подтвердил Бейкер. — В Анатолии было то же самое. Таков обычай — люди прощаются со своими домами.
И он уже собрался было снова ухватиться за излюбленную тему, когда из группы штабных офицеров кто-то крикнул:
— Казаки!
— Очередной розыгрыш Фреди!
— Предпочитаю, чтоб это было правдой! — воскликнула Маргарет, и ее красивое лицо оживилось.
Бейкер удивленно улыбнулся и хотел выразить свое восхищение ее храбростью, но в тот же миг все офицеры закричали наперебой:
— Казаки! Казаки! Там, там, у села! Приближаются!
Бейкер приставил к глазам бинокль. Действительно, справа от окутанных дымом и пламенем домов, на дороге, идущей вдоль виноградников, появились всадники. Они были еще далеко, примерно в полумиле, но ясно обрисовывались на светлом фоне неба. Бейкер внимательно за ними наблюдал. Высокие, заломленные набок папахи. Развевающиеся рыжие бурки. Он не верил своим глазам! Впереди на седлах — награбленное добро...
Внешне оставаясь спокойным и по-прежнему улыбаясь, Бейкер почувствовал прилив знакомого нервного возбуждения, которое он испытывал всегда перед тем, как бросить людей в бой. Он прикинул па глаз, сколько их, казаков. Пятьдесят. Может быть, шестьдесят,
— Полковник Аликс!
— Какие будут приказания, сэр?
— Разделите людей на две части. Пускай думают, что нас целый эскадрон.
— Слушаюсь, сэр.
Полковник поспешил выполнять приказ, а пока Бейкер объяснил вознице, как укрыть фаэтон с дамами, подъехал его друг Барнаби.
— Что, сюрприз? — сказал он громко. — Признаюсь, так скоро не ожидал!
Фреди был молодой человек, не старше тридцати, гораздо выше ростом, шире и, видимо, сильнее Бейкера, с веселым гладко выбритым лицом. Он был не в сизой шинели, как штабные офицеры. Его наряд из мягкой желтой кожи удивительно шел к его атлетической фигуре и насмешливому выражению лица. Может быть, желая подчеркнуть свою оригинальность, на голову Барнаби надел набекрень берет из верблюжьей шерсти.
— Вам всегда везет, Фреди!
— Да, паша, мне давно было предсказано, что я умру не у себя дома.
— Вы хотя бы обзавелись наследником, а то кому достанутся предназначенные вам титулы?
— К моему сожалению, паша, — Фреди не отрывал глаз от всадников, — закон не позволяет мне усыновить вас, а то я давно бы это сделал...
Фред Барнаби был последним отпрыском двух старинных родов. В один прекрасный день ему предстояло стать графом и герцогом, заседать в палате лордов и быть занесенным в золотую книгу Британской империи. Но все это в будущем, а пока при его страсти соваться всюду, где пахнет опасностью, многое могло случиться.
Тем временем всадники, скакавшие по дороге между кустами и виноградниками, приближались. Пожар позади них разрастался. Ветер волнами доносил женские вопли и горький запах дыма. Из села кто-то стрелял по верховым, но они пригнулись и не отстреливались.
— Пятьсот ярдов, — определил Барнаби и спокойно взял в руки свое знаменитое ружье; из него он убил самое малое десяток носорогов.
— Четыреста пятьдесят...
Маргарет спрыгнула с фаэтона и присоединилась к ним.
— О! — воскликнул Фреди, увидев ее возбужденное лицо. — Теперь я по крайней мере спокоен — будет кому описать мое геройство!.. Четыреста!..
— Маргарет, здесь опасно! Лучше вернитесь к мадам Леге! — предложил встревоженный генерал.
— Нет, благодарю вас, не беспокойтесь.
— А как этот барон?.. Триста пятьдесят...
Маргарет пожала плечами.
— Уверяет, что это не казаки.
— Бедняга — его первого заколют... Внимание, паша... Командуйте! Триста!..
— Огонь! — громко крикнул Бейкер.
Но Фреди уже выстрелил.
— Вот это называется выстрел! — сказал он самодовольно, быстро заряжая ружье и прислушиваясь к беспорядочным залпам, которые последовали справа и слева из кустов, где спрятались офицеры.
— Держу пари, что я уложил этого... Ну, атамана.
— Смотрите, они удирают! — крикнула Маргарет. — Ну, Фреди (с Барнаби все держались накоротке, так же, впрочем, как и он), клянусь, в первой же корреспонденции напишу о вас! «Наследник древних титулов Фред Барнаби феноменальным выстрелом уложил на месте атамана казаков, безжалостно предавших огню несчастное мусульманское село...»
— Как вы милы, — сказал Фреди и снова поднял ружье, чтобы прицелиться, но верховые рассыпались веером к рощице, и он не рискнул сделать второй выстрел.
— Увы, — сказал Бейкер, — такая статья не увидит света, дорогая миссис Маргарет! Мы здесь на турецкой службе, мы добровольцы, но Фреди ведь просто англичанин, а Соединенное королевство нейтрально!..
— Вы поистине делаете успехи, паша! — воскликнул с притворным удивлением Барнаби.
— Ну? — спросил генерал, озадаченный растерянным видом своего помощника.
— Это не казаки, сэр.
— Не казаки? Вы хотите сказать, это не русские части?
— Так точно, сэр. От раненых мы узнали, что они черкесы... да, мусульмане. Под Софией есть черкесские села, сэр...
— Но мы свидетели, Аликс... В таком случае эти разбойники напали на своих единоверцев!..
— Село болгарское, сэр.
— И я это утверждал. Это Горубляны! Никакой мечети не видно, — сказал барон.
Все замолчали. Затем Бейкер сухо сказал:
— Поедемте дальше. Я сообщу об этом случае софийскому мютесарифу[1] .
Они снова двинулись в путь. Когда холм остался позади и путники очутились в какой-то лощине,
