стороне, если не считать маленького спаниеля, которого она любила после родителей более всех на свете; целый день она забавлялась с песиком, а вечером, когда они останавливались на ночлег, она брала в руки корзинку с прелестным вышиванием и принималась за работу, чтобы хоть немного развлечься; так проходило время, и когда наступил предпоследний день путешествия, майордом остановился в той самой деревне, где его ждала жена с дочерью и двумя слугами; когда он после трехлетней разлуки снова увидел дочь, его еще более поразило ее сходство с принцессой: это обстоятельство только укрепило его в недобром намерении.
Место было выбрано недурно: за деревней начинался большой и густой лес, простиравшийся до Аугсбурга; через лес проходила глубокая и почти безлюдная лощина, прозывавшаяся Долиной Мельниц. Там-то майордом и решил отделаться от принцессы Карниолской.
Он подозвал двух своих слуг и, так как они были его вассалы, а стало быть, целиком и полностью зависели от него, он дал им одежду своей дочери, приказал войти на следующий день до света в комнату принцессы, заставить ее надеть не свое платье, а платье его дочери, и затем следовать за ними; когда они заведут ее в чащобу, они должны ее убить, отрезать ей язык и принести его вместе с ее окровавленной рубашкой — доказательством того, что они исполнили ужасное поручение.
Как и предвидел майордом, слуги не посмели ослушаться. В самом деле, за час до рассвета они вошли в комнату принцессы, разбуженной лаем собачки; девушка изумилась, увидев незнакомых людей, приблизившихся к ее изголовью. Она приказала им выйти вон; однако они, не слушая ее, объявили, что она должна исполнить их волю: молча одеться и следовать за ними. Принцесса, оказавшаяся в одиночестве в чужой стране, поняла, что некому прийти ей на помощь и что она явилась жертвой вероломства; она протянула было руку к своему платью в надежде смягчить сердца палачей лаской и покорностью, но слуги майордома запретили ей прикасаться к ее одежде и бросили на кровать платье дочери своего хозяина.
Тогда принцесса стала умолять их о единственной милости: выйти на минутку, дабы она встала и оделась, что они и сделали, убедившись прежде, что в комнате только одна дверь и что окно слишком высоко, чтобы она могла через него бежать.
Оставшись одна, принцесса со слезами оделась, опустилась на колени и сотворила молитву; не успела она закончить молитву, как двое слуг вернулись и приказали ей поторопиться. Решив ни в чем им не противоречить, она сейчас же встала, зажала под мышкой собачку, взяла в руки корзинку с вышиванием и сказала, что готова следовать за ними.
Слуги приказали ей бесшумно спуститься по лестнице, прошли вместе с ней через двор и, распахнув заднюю калитку, очутились в лесу. Несчастная принцесса так испугалась, что едва не лишилась чувств; она успела заметить, что слуги как-то странно переглядываются.
— Эта ли чего, ничего, — поспешила она их успокоить, опуская собачонку наземь, — подайте мне, я обопрусь на вас и смогу дойти, куда вам будет угодно.
Один из слуг, тот, что был слева, подал ей руку; она оперлась и продолжала путь. Однако спустя четверть часа она почувствовала, что силы ее оставляют, и, скользнув на землю, пала на колени со словами:
— Боже мой! Господа, что же вам угодно со мной сделать, ежели вы ведете меня в такой час в столь пустынное место?
— Дорогая принцесса! — отвечал тот, что шагал по правую от нее руку. — Наш хозяин поручил нам страшное дело, за которое да простит мне Господь, да и вы тоже: мы привели вас сюда убить.
Берта вскрикнула и, раскинув руки, словно мученица, устремила взгляд к небесам. Крупные слезы потекли по ее щекам и закапали на землю, где засверкали в траве подобно росе.
Тогда слуга, бывший слева от нее, подошел к товарищу и отвел его в сторону.
— Ах, дьявол! — прошептал он. — Пусть убивает бедняжку кто хочет, а ведь я ее поддерживал и всю дорогу слышал, как бьется ее сердечко; не могу я поднять на нее руку!
— А что скажет хозяин? — возразил другой слуга.
— Что скажет, то и скажет! Лучше уж я рискну головой, чем погублю душу! Ты только взгляни: ведь она святая, да простит меня Господь!
— Я и сам не прочь ее спасти, — заметил другой, — но ты же знаешь, что нам надобно представить хозяину доказательство того, что его приказание выполнено. Придумай, как заставить его поверить в то, что воля его исполнена, и, клянусь спасением своей души, я буду только рад оставить ее в живых.
— Погоди, дай подумать, — молвил первый.
Спустя минуту он подошел к несчастной Берте, продолжавшей молиться; увидав, что он возвращается после разговора со своим товарищем, она решила, что настал ее смертный час, и, осенив себя крестным знамением, подставила шею, молвив нежным голоском:
— Друг мой! Я прощаю вас, о чем вы меня только что просили. Постарайтесь, чтобы мне было не очень больно!
— Дорогая принцесса! — со слезами на глазах проговорил славный малый. — Я пришел не затем, чтоб вас убить; мне всего-навсего нужна ваша рубашка.
Берта до смерти перепугалась, потому что подумала было, что у этих людей еще более отвратительные намерения; она протянула вперед руку, словно останавливая его.
— Я предпочитаю смерть бесчестью! — воскликнула она.
— Упаси Боже, благородная принцесса, — отвечал слуга, — ежели, даруя вам жизнь, мы заденем или хоть в чем-либо принизим вашу честь! Я прошу у вас рубашку, чтобы изорвать ее и залить кровью, потому что наш хозяин должен поверить, что вы мертвы; а так как он велел нам принести ваш язык в доказательство того, что вы убиты, мы принесем ему язычок вашей собачки.
Принцесса разрыдалась, потому что горячо любила своего пса; а тот словно почувствовал, что спасает жизнь своей хозяйке: он вырвался у нее из рук и лег, поскуливая, к ногам второго слуги.
Берта увидела, что сам Господь хочет, чтобы так все и произошло. Она из целомудрия отошла немного в сторону и, сняв рубашку, протянула ее слугам; те взяли рубашку, проткнули ее ножами в нескольких местах, потом убили собачонку, вымазали ее кровью рубашку принцессы, отрезали у песика язык, чтобы их хозяин поверил, что они убили принцессу; потом они заставили ее поклясться, что она не станет пытаться вернуться к своему отцу, и после того, как принцесса принесла такую клятву, они оставили ее в лесу, забрав окровавленную рубашку и собачий язык.
Когда майордом увидел то и другое, у него не осталось более сомнений в том, что его приказание исполнено, он отпустил жену и обоих слуг, щедро наградив их за молчание; потом он разбудил дочь, приказав ей подняться в комнату принцессы; там, наученная заранее, она надела платье Берты, ее драгоценности, набросила ее вуаль и в час, когда та обыкновенно отправлялась в дорогу, она спустилась, как это делала принцесса, села на коня, проскакала весь день бок о бок с майордомом, проделала то же на следующий день и к вечеру прибыла в Вейхенштефанский замок.
С тех пор, как Пипин получил послание майордома, в котором тот сообщал о прибытии невесты короля, но не говорил, по какой дороге она приедет, король приказал, чтобы часовой день и ночь нес караул на самой высокой башне и протрубил в рог, как только завидит кортеж.
Итак, у Пипина было время выйти навстречу той, кого он принимал за дочь короля Карниолского. Подъехав к воротам замка, мнимая принцесса спешилась и опустилась перед королем на колени. Королю не терпелось убедиться в том, что она столь же красива, как на портрете; он сам приподнял ее вуаль и, увидев, что она в самом деле очень хороша, поднял ее, поцеловал в губы и представил всему двору как королеву франков.
Никто не заметил подмены, а ежели б и нашелся кто-нибудь, кому принцесса могла показаться менее красивой по прибытии, чем она была в день отъезда, он мог бы отнести это на счет ее усталости после неблизкого пути, а также скуки, ведь ей пришлось так долго хранить молчание! Вот так и удалась хитрость Рыжему рыцарю, а Пипин, не знавший настоящей Берты, влюбился в Берту мнимую; после свадьбы у них родился сын, которого король назвал Львом.
Этот самый Лев стал ученым мужем и в 795 году от Рождества Христова был после смерти Адриана I избран папой римским под именем Льва.
Позднее у Пипина и мнимой Берты родились еще два сына, Венеман и Рафат, и две дочери, окрещенные Агнессой и Бертой.
II. ЧТО СТАЛОСЬ С ПРИНЦЕССОЙ КАРНИОЛСКОЙ В ЛЕСУ, И КАК ОНА
