его кнутом – так, для порядку только… И пусть себе идет…
– Отведи в каземат, – скучным голосом сказала «милость». – Дело непростое.
Я вообще-то люблю животных. И даже мышей и крыс. Но тут их было как-то слишком много, и они вели себя нагло.
Я с ногами залезла на деревянную скамейку, она шаталась и скрипела подо мной, грозя обрушиться. В темнице не было факела, только светилось маленькое окошко. Крысы сновали вдоль стен, и казалось, что пол шевелится. А в дальнем темном углу лежала куча тряпок, от нее вела цепь, как шнур от телевизора, только не к розетке, разумеется, а к большому кольцу в стене. Эта куча лежала так неподвижно, что уже через полчаса напряженного сидения то на корточках, то на коленях мне было совершенно ясно: это истлевший труп предыдущего узника.
Хорошенькие дела творятся в вашем Королевстве!
Хочу домой, мысленно взмолилась я. Хочу в кабинет директора – «на ковер». Хочу скандал с мамой. Пусть орут Петька и Димка, пусть отчим для виду уговаривает маму быть помягче, а на деле еще больше против меня настраивает. Даже если меня отдадут в школу для неисправимых малолетних преступников – хуже, чем в этом подземелье, наверняка не будет…
И когда я шепотом пообещала прилюдно попросить прощения у Зайцевой – заскрипела дверь. От этого скрипа у меня слиплись в комок внутренности и очень захотелось в туалет.
На грязный пол упала полоса света. Крысы неторопливо разошлись по норам – будто для приличия. Некоторые даже не спрятались совсем: там и тут было видно, как торчат из щелей острые усатые морды.
– Выходи, – сказали снаружи.
Кроме одетого в черное старика («его милости»), у входа в темницу обнаружились два стражника в коротких малиновых штанах, в полосатых не то кафтанах, не то камзолах. У них были такие суровые лица, что я совершенно уверилась: ведут меня либо на плаху, либо в камеру пыток.
– Можно в туалет?
– Что?
– Ваша милость, – от отчаяния я решила подлизаться, – можно мне в туалет?
Я не ждала, что мне ответят, но процессия («милость» впереди, я между двух стражников позади) замедлила ход.
– Отведи, – сказал старик усатому стражнику (второй был без усов, зато с бородкой клинышком)
Тот взял меня за плечо – правда, не больно, а так, «для порядку», – и повел по лабиринту коридоров.
Я потихоньку оглядывалась. Бежать тут было некуда – заплутаешь в два счета. Некоторые коридоры походили больше на щели, и стражнику приходилось протискиваться в них боком. Между прочим, мой малый рост и малый вес могли бы сослужить мне службу: на открытом месте кот всегда догонит мышь. А в лабиринте узких ходов – фиг вам!
Правда, стражник наверняка знает этот лабиринт как свои пять пальцев. В отличие от меня.
– Пришли. Смотри не провались.
Он подтолкнул меня к низкой двери и подсветил факелом.
Даже мне пришлось пригнуться – а такие, как он, должны были чуть ли не на четвереньках входить сюда.
Шумела вода. Глухо. Еле слышно. Далеко внизу. Я подождала, пока глаза привыкнут к полумраку…
И это называется туалет?!
Довольно просторная комната, и в центре ее – дыра. Я осторожно, очень осторожно, подошла, заглянула…
Внизу текла речка. Натуральная река – полноводная, как Днепр. А я находилась над ней на высоте, наверное, стоэтажного дома. И вниз уходили отвесные стены – вниз, вниз…
Мне сразу расхотелось пользоваться этим туалетом. Мне вообще всего расхотелось, кроме одного – немедленно заплакать.
– Эй! Ты долго там?
Я выбралась через низкую дверцу, прищурилась от света факела. Пусть уж ведут меня, куда знают. Пусть.
Зал, в который меня втолкнули, оказался величиной с наш стадион, а высотой, наверное, с десятиэтажку – если в ней поломать перегородки между этажами. И в этом зале наконец-то были окна; в окна светило солнце, это был нормальный человеческий свет, даже радостный какой-то – не осенний, не зимний. Лето или поздняя весна.
Посреди зала стоял трон и спинкой почти доставал до потолка. Тот стражник, что водил меня в туалет, наклонил мою голову к полу – небольно, но решительно.
– Благодарю за службу, – послышался голос непонятно откуда. – Теперь оставьте нас.
Затюкали железные каблуки по каменному полу. Чуть слышно хлопнула дверь. И стало тихо, а я все смотрела на свои ботинки – не решаясь поднять голову.
Кто-то прошел мне навстречу. Остановился рядышком:
– Лена?
Я сначала узнала его голос и только потом отважилась на него посмотреть.
…Ну почему, почему он мне сразу не сказал, что он король?!
Даже если не считать золотой короны на голове, мантии из горностая и всего прочего, во что он был одет. У него было такое королевское лицо…
– Здрасьте, – сказала я и заплакала.
– Ты, наверное, случайно вошла, – сказал Оберон. – Иначе бы я тебя встретил.
Он не обращал внимания на мои слезы – будто не замечал их. От этого мне легче было успокоиться.
– Я вообще никуда не входила. Я бросила шарик в кусты… А потом полезла искать…
– Ну, понятно. – Он положил мне руку на плечо. – Извини, что так вышло. У нас есть теперь две возможности: либо я тебя сразу же отправлю домой…
– Да! Да!
– …Либо все равно отправлю домой, только сперва мы с тобой посидим, поговорим, я тебе расскажу…
– Нет! Ничего мне не надо! Только домой!
Он, кажется, огорчился:
– Ты уверена? Я понимаю, ты устала, голодная, но здесь же есть вкусная еда, теплая вода, если ты хочешь помыть руки…
– Я хочу домой, и все.
– Не бойся. Ты в полной безопасности. Я обещал тебя вернуть – и я верну. Один шаг, и ты будешь дома, но все-таки подумай…
Не слушая его больше, я шагнула.
Это был самый длинный шаг в моей жизни.
Я сидела на скамейке у школьных ворот, и все мои проблемы никуда не делись. Рюкзак с книжками и тетрадками – в учительской, мама – на работе, синяк – под глазом и большой скандал – не за горами.
Глава 3
Королевство отправляется в путь
