Фагирра встал – на стене выросла длинная темная тень. Отошел к креслу, облокотился на спинку – в свете факела он показался Соллю едва ли не стариком.
– Что ее ждет? – сами собой спросили непослушные Соллевы губы.
Фагирра поднял глаза:
– Зачем вам знать, как именно она умрет? Возвращайтесь в свой Каваррен… Сразу после суда. Не думаю, что вы будете так уж счастливы… Но время затягивает и не такие раны.
– Я не стану свидетельствовать против Тории! – выкрикнул Эгерт раньше, чем страх успел зажать ему рот. Фагирра покачал головой. Вздохнул, о чем-то раздумывая; кивнул Эгерту:
– Вставайте… Идемте со мной.
Онемевшие ноги отказывались подчиняться – Эгерт встал со второй попытки. Фагирра извлек откуда-то из глубин плаща звонкую связку ключей; в темном углу обнаружилась еще одна низкая железная дверь, а за ней крутая винтовая лестница, ведущая вниз.
Низкорослый плечистый человечек в мешковатом балахоне ковырял в зубах щепкой – появление Фагирры и Солля застало его врасплох, и он едва не проглотил свое орудие, вскакивая навстречу плащеносцу. Приняв из рук Фагирры факел, он затрусил впереди – а Эгерт тем временем все пытался вспомнить, где раньше он мог его видеть. Размышлениям Солля пришел конец, когда провожатый угодливо распахнул перед Фагиррой и Соллем приземистую дверь с решетчатым окошком.
Здесь уже горели два или три факела, и в их свете со всех каменных стен на Эгерта глянули уродливые, извергами придуманные приспособления.
Он остановился, сразу ослабевая – Фагирра четким подготовленным движением поддержал его, крепко взяв за руку повыше локтя. На крюках и полках в избытке хранились не тронутые ржавчиной, содержащиеся в полной готовности инструменты – клещи и сверла, тиски для ступней и коленей, доски, усеянные иглами, многохвостые плети, еще что-то отвратительное, от чего Эгерт поспешно отвел глаза. Посреди пыточной помещалась жаровня, в которой дотлевали последние угольки, рядом стоял трехногий табурет и кресло с высокой спинкой – точно такое же, как оставленное в маленькой пустой комнате кресло Фагирры. На небольшом возвышении мечущиеся глаза Солля разглядели истертый деревянный топчан со свисающими хвостами цепей.
Теперь он вспомнил, где видел плечистого хозяина пыточной. В День Премнооголикования тот взошел на эшафот вместе с судьей и приговоренными – тогда в руках его был топор, он нес его так же скромно и буднично, как буднично и деловито принялся сейчас раздувать угли в жаровне.
– Эгерт, – тихо спросил Фагирра, по-прежнему поддерживая его за руку, – где находится золотая безделушка, принадлежавшая декану, медальон?
Угли из черных становились малиновыми – из палача получился бы отменный истопник. Эгерт захрипел, пытаясь произнести хоть слово.
– Помните, я тогда спрашивал вас о сейфе… Наши люди обыскали кабинет декана – и ничего не нашли. Где медальон сейчас, вы знаете?
Солль молчал, и на краю его замутненного ужасом сознания теплилась мысль: кощунство… кабинет… стальное крыло… они осквернили… Господин декан, где вы…
– Эгерт, – Фагирра заглянул ему в глаза, – меня очень интересует этот вопрос… Поверьте, что крики пытаемых не доставляют мне никакого удовольствия. Где?
– Я не знаю, – сказал Солль неслышно, но плащеносец прочел его слова по губам. Медленно и красноречиво перевел взгляд с Эгерта на палача, с палача на жаровню; вздохнул, потирая уголок рта:
– А ведь вы не врете, Солль… Любому другому я не поверил бы, но вы… Жаль, но вы действительно не знаете, – и Фагирра выпустил его руку. – Знает Тория. Да?
Эгерт чуть не упал. Не сознавая, что делает, хотел присесть на топчан – и отшатнулся; Фагирра мягко подтолкнул его в кресло, и Эгерт, не удержавшись на ногах, ударился затылком о высокую деревянную спинку. Руки его мертвой хваткой вцепились в подлокотники.
Палач вопросительно уставился на Фагирру – тот устало бросил ему:
– Погоди…
Подтянув трехногий табурет, он уселся перед Соллем, устилая пол складками плаща:
– Я повторю: вы мне симпатичны, Эгерт… У меня нет от вас тайн. Законом предусмотрено наказание за отказ от дачи свидетельских показаний или лжесвидетельство: уличенных в этом преступлении карают сразу же, вырывая солгавший язык… Покажи клещи, – обернулся он к палачу.
Смерив Эгерта взглядом опытного портного, тот метнулся в угол и вытащил из гремящей груды подходящее, по его мнению, орудие. На изогнутом клюве клещей поблескивало масло – палач был мастеровит и аккуратен, и даже рукоятки клещей были приспособлены для особой надобности, отточены, как два гигантских шила.
Эгерт зажмурился.
– Не поможет, – вздохнул Фагирра в наступившей для Солля темноте. – Не поможет, Эгерт, что вы, как ребенок… Это жизнь, бывает всякое, нечего закрывать глаза… Ну ладно, не надо, не смотрите. Суд состоится, по всей видимости, послезавтра – за вами присмотрят и придут; нужно ли говорить, что удирать не стоит? Не нужно, вижу, вы сами понимаете… А если вам понадобятся через пару дней деньги на дорогу в Каваррен – я ссужу, а вы потом вернете… Да?
Эгерт попытался вспомнить смеющееся лицо Тории – и не смог.
Изуродованный Мором город снова хотел жить.
Из далеких и близких мест являлись наследники, претендующие на осиротевшие и порядком разграбленные дома, мастерские и лавки; тут и там затевались склоки и тяжбы. Ремесленные цеха, изрядно поредевшие, отступили от освященных веками правил и принимали в свои ряды даже недоучившихся подмастерьев; в городские ворота с рассвета и до ночи валом валили веселые и злые провинциалы – в основном молодежь, честолюбивая и желающая немедленно выбиться в люди, то есть разбогатеть и
