– Прекратите, вы! Светлое небо, Динар… Да остановите же их, кто-нибудь!
Останавливать честно объявленную дуэль было противозаконно и глупо – любой житель Каваррена знал это с пеленок. На Торию поглядывали с сочувствием и любопытством; многие женщины втихомолку завидовали ей – еще бы, стать причиной поединка!
Какая-то горничная решила по доброте душевной утешить бедняжку; отшвырнув ее руки, Тория, отчаявшаяся и потерявшая власть над своим Динаром, сделала попытку уйти – но тут же вернулась, будто на привязи. Перед ней расступались, вежливо давая дорогу, безмолвно признавая ее право видеть все подробности поединка; Тория привалилась к рессоре какой-то кареты и так и осталась стоять, будто охваченная столбняком.
Противники уже изготовились, замерев друг перед другом – вернее, враг перед врагом. Солль насмешливо скалился – не вышло любви, так хоть дуэль! Правда, соперник-то вовсе никчемный – вон как пыхтит, пытаясь встать в позицию, видно, все же брал когда-то уроки фехтования…
Эгерт пробежал глазами по лицам, разыскивая Торию – видит ли? Поймет ли наконец, что струйку из рукомойника предпочла гремящему водопаду? Раскается ли?
Вместо Тории Солль встретился глазами с пожилым постояльцем – тем самым, седым, чья голова возвышалась над толпой, как корабельная сосна над фруктовым садом. Взгляд постояльца, пристальный, но будто ничего не выражающий, отчего-то не понравился Соллю; он тряхнул головой и замахнулся на студента шпагой, как строгий учитель розгой:
– А-та-та!
Студент невольно отшатнулся – в толпе засмеялись:
– Выпори его, Солль!
Эгерт оскалился шире:
– Всего лишь небольшой урок хороших манер…
Студент сузил глаза, согнул колени, как в фехтовальном зале, и отчаянно кинулся вперед, будто намереваясь изрубить Солля в капусту; через секунду он удивленно оглядывался в поисках противника, пока тот, возникший у него за спиной, не напомнил о себе деликатным уколом пониже спины:
– Не отвлекайтесь…
Студент обернулся, как ужаленный – Солль вежливо поклонился и отступил на шаг:
– Не все потеряно, юноша! Соберитесь с силами и попробуйте еще… Урок только начинается!
Студент снова стал в стойку – острие его шпаги смотрело не в глаза противнику, как подобает, а в небо; неуклюжий выпад, удар шпаги Эгерта – и клинок студента ткнулся острием в песок, а сам он едва удержал рукоятку. Зрители зааплодировали; Соллю, впрочем, уже почти надоела эта игра – он мог бы фехтовать сто часов без передышки, если бы безнадежно слабый соперник на навевал скуку.
Эгерт знал семнадцать защит и двадцать семь приемов нападения – весь интерес заключался в том, как эти приемы соединить, сложить в мозаику, нанизать на шпагу, потом рассыпать, перемешать и собрать заново. Многие из своих импровизаций Эгерт не мог бы потом повторить – они рождались вдохновенно, как стихи, и увенчивались обычно чьей-то раной, а то и смертью… Увы – имея перед собой студента, даже со шпагой, Эгерт вполне мог ограничиться ровно одним приемом – простым и вульгарным, как копченая сельдь.
Уворачиваясь из-под неловких атак, небрежно отбивая сильные, но неточные удары, Солль вертел головой в поисках Тории; увидев в толпе ее бледное, почти безучастное лицо, он и сам предпринял атаку – и студент не успел даже сообразить, что происходит. Солль эффектно задержал острие у самой его груди; публика восторженно завопила, только высокий седой постоялец хранил бесстрастие.
Так повторялось вновь и вновь – студент мог умереть уже раз десять, но господин Солль тянул удовольствие, играя с юношей, как кошка с мышонком. Тот метался, размахивая шпагой; камушки разлетались из-под пыльных башмаков, а враг был, как тень – неотлучен и недосягаем, и ни на секунду не умолкал нарочито менторский, ядовитый голос:
– Так? А-а, вот так… Что вы вертитесь, как уж на сковородке? Повторить… Еще повторить… Э-э, да вы ленивый, нерадивый ученик, вас надо наказывать… Р-раз!
После каждого «р-раз» следовал несильный укол – куртка студента, разорванная в нескольких местах, висела лохмотьями, пот заливал перекошенное лицо.
Когда противники вновь встали друг против друга, студент выглядел измученным и растерянным; Солль даже не запыхался. Глядя в несчастные, полные бессильной ненависти глаза противника, Эгерт ощущал свою полную власть – ленивую, неспешную власть, которой даже и пользоваться не стоит – только обладать.
– Страшно? – спросил он шепотом и тут же прочитал в глазах ответ – да, страшно, это страх перед ним, Эгертом, чья шпага, подобно змеиному жалу, направлена бедняге в грудь… Противник беззащитен перед Соллем, он уже не противник, а жертва, и ярость уступает место тоске, и впору просить о помиловании – только вот гордость не велит…
– Пощадить тебя? – Эгерт улыбнулся краем рта. Он ощущал страх студента всей кожей, и чувство это сладко щекотало нервы – тем более, что в глубине души Солль давно уже решил не наказывать парня слишком строго.
– Пощадить? А?
Тоска и страх толкнули студента на новую безнадежную атаку, и надо же было случиться, чтобы ботфорт Солля, угодив в оставленную дождем лужицу, потерял твердую связь с землей. Ноги великолепного Эгерта разъехались, как копытца новорожденного теленка, Солль едва удержал равновесие – и шпага студента, задев плечо гуарда, срезала эполет. Гордый воинский атрибут повис на одной нитке, подобно дохлому пауку, а толпа – проклятая толпа, она всегда на стороне победителя! – разразилась радостными воплями:
– А-а, Солль, получил!
– Держи-держи, отвалится!
