Молодой человек оказался маленького роста, некрасивым и камзол на нем был изношен до последней степени. Даже рукава на локтях лоснились. Лицо имело крайне болезненный вид и только глаза. Глаза светились каким-то необычайным огнем. С его появлением в пансионе фрау Вебер сразу стало значительно светлее. По стенам забегали солнечные зайчики.
Вольфганг сходу расцеловал маленькую Софи в обе щеки и заявил, что она слаще турецкого мармеладу! Маленькая Софи смутилась и спряталась за спины сестер. Все засмеялись.
Вперед выступил Фрид Вебер и начал торжественно представлять Вольфу остальных дочерей.
— Моя старшая дочь. Жозефа!
Вперед выступила крупная и нескладная девица. Она слегка поклонилась, но смотрела почему-то в сторону.
— Моя средняя, Алоизия!
Вперед выступила симпатичная девушка с кудряшками на голове. И в ту же секунду в ушах Вольфа громко зазвучала свирель. Нежная и трогательная мелодия переливалась и пела… О чем могла петь свирель в душе молодого человека!
Вольф уже не раз видел ее в музыкальных салонах, слышал ка-ак она поет! Только ради нее он и явился сюда.
— Моя вторая средняя, Констанца! — продолжал Фрид Вебер. Не Вольфганг уже ничего не слышал. И не видел. В душе звучала свирель, перед глазами покачивалось прелестное лицо Алоизии. И тут Фрид Вебер второй раз в жизни совершил поступок настоящего мужчины. И главы семейства. Тактично и незаметно увел остальных женщин в другую комнату.
Девушка с кудряшками была крайне мила. Сплошное очарование.
Куколка. С ней даже разговаривать не хотелось. Смотрел бы и… смотрел. Вольф так и поступил. Смотрел и улыбался.
— Откуда вы родом? — поинтересовалась куколка.
— Со-о-оль! — пропел Вольфганг.
— Зальцбург! — догадалась куколка.
Догадаться было нетрудно. Поскольку «зальц» на немецком означает «соль».
— Ваше имя… симфония… Алои-изия! — не выдержал Вольф.
— Симфонии я не люблю, — сразу же предупредила куколка. Вольф с готовностью кивнул. Ему было абсолютно все равно.
— Я люблю дуэты. Петь, — уточнила куколка.
— Вы можете стать… великой певицей!
— Откуда вы знаете? — округлила свои очаровательные глаза куколка.
— Я сам буду давать вам уроки! — торжественно провозгласил Вольфганг и решительно взял ее за руку.
Куколка освободила руку и погрозила Вольфу пальчиком.
Михаэль Гайдн обожал кошек. В своей каморке на окраине Вены держал целую стаю. Их количество не поддавалось никаким подсчетам. Все жалование скромного капельмейстера исчезало в пастях этих прожорливых красавиц в одно мгновение.
Каждый раз, заходя в гости, Антонио зажимал нос надушенным платком. В этот раз он застал Михаэля за обедом. В смысле, обедал не он. Обедали красавицы. Все сразу.
Антонио только что вернулся из поездки по родной Италии.
— Как наш подопечный? — с порога спросил Антонио. — Все еще вьется вокруг этой… симфонии Вебер?
— О… да! — усмехнулся Михаэль. — Он ухе вполне созрел, чтоб предложить ей… ногу, сердце и свой пустой кошелек.
— Ногу?! — переспросил Антонио.
— Что еще… — пожал плечами Михаэль. — Руки у него заняты. Он ими… или играет, или сочиняет.
— Мя-я-у-у! — в унисон взвыли сразу несколько красавиц. Количество еды их явно не устраивало.
Антонио покачал головой и, договорившись о встрече в самом скором времени, покинул уютное жилище Гайдна.
Тихо и незаметно умерла мать Анна Мария. Она и жила так же, тихо и незаметно. Всю себя отдавая детям. Близкие знакомые считали ее женщиной с загадкой. Скромная и порядочная женщина была. Труженица. Вот и вся загадка.
Природа обычно оплакивает уход таких людей. Над Мангеймом сплошные беспросветные облака. Унылый и бесконечный дождь. Кажется, что дождь идет не только здесь, в Мангейме. Но и в Вене. И в таком теперь далеком Зальцбурге.
Вольфганг тяжело переживал потерю. Несколько дней не мог даже сесть за письмо, чтоб сообщить отцу и сестре. Неподвижно сидел за столом, вертел в руках крупнее зеркальце на цепочке. Но солнечных зайчиков не было.
Если б не Михаэль Гайдн, Вольфганг натворил бы глупостей. Гайдн намного старше Вольфганга. И потому мудрее. Именно он организовал похороны, /правда, на деньги «черного человека»/, завалил Вольфа частными заказами, познакомил с нужными людьми.
Работа лучшее лекарство от бед. И Вольф бросается в нее с головой. Ни на день не перестает давать концерты. В залах и парках, в садах и салонах. Спит по два-три часа в сутки.
Да тут еще любовь! Алоизия! Чтоб не разбрасываться, снимает комнату в пансионе фрау Вебер. Оплата, разумеется, уроками.
Уроки и Алоизия! Алоизия и музыка! Что еще просить у судьбы! И самое поразительное, ему удается слепить из посредственности вполне приличную певицу. Ее даже приглашают с концертами. А на горизонте маячит уже и оперный театр!
Поистине, любовь способна творить чудеса!
Вершиной певческой карьеры Алоизии стало выступление в салоне любительницы всего музыкального фрау Бон. По роковому стечению обстоятельств Вольфганг, обычно не пропускавший ни единого выступления Алоизии, отсутствовал. Срочно заканчивал квартет и арию для театра. Рассчитывал успеть к концу вечера. Но увлекся и очнулся от работы только под утро…
Наблюдательные соседи заметили невдалеке от дома фрау Бон большую темную карету. И двоих мужчин в карете.
Первый, кутался в черный плац и тщательно закрывал свое лицо. Вторым был бравый офицер. При параде. Он был молод, красив и решителен. Для него явно не существовало никаких преград. О чем наглядно свидетельствовали торчавшие вверх кончики усов.
— Держите! — сказал «черный человек» и протянул офицеру довольно объемистый кошелек. — Остальное, как договорились…
— Не стоит… — начал было отказываться офицер, но кошелек забрал и спрятал его на груди. — Моя благодарность не имеет границ. Завоевать сердце красавицы, каковой является…
— Не будем уточнять! — глухо произнес «черный человек».
— Мечтой всей моей жизни, было завоевать сердце…
— Ступайте! — прервал его «черный человек», — Да поможет нам Бог! Фрау Бон представит вас. Ступайте! — еще раз повторил он.
И решительно отвернулся в окну.
Бравый офицер поразил всех, обступивших Алоизию после выступления, своей неотразимой внешностью. И размером букета, который он вручил певице. Букет действительно превосходил все допустимые пределы. Алоизия была сражена наповал. И букетом, и разумеется, самим бравым офицером.
