— Ничего, сэр. Похоже, этот город опустел очень давно!
— Что теперь скажете, Смит? Опасаться нечего.
— Не нравиться мне тут. Не знаю, почему. Вам знакомо это чувство, когда вы приходите куда-нибудь и вам начинает мерещиться, что вы тут уже побывали? Слишком уж этот город кажется знакомым.
— Бросьте" Эта планетная система находится в миллиардах миль от Земли. Мы никак не могли побывать здесь раньше. Наша ракета единственная из всех, которая может летать со световой скоростью.
— И всё же я никак не могу отделаться от этой мысли. Надо уносить отсюда ноги.
Звук шагов оборвался. В неподвижном воздухе слышно было лишь дыхание Смита.
Ухо уловило его и приступило к действиям. Закрутились роторы и валы, сквозь клапаны и трубки заструились, мерцая жидкости по канальцам. Сперва формула, затем готовый продукт стали появляться один за другим. Через какие-то минуты по сигналу Носа и Ушей из широких пор в стенах на пришельцев стал изливаться пахучий пар.
— Запах. Слышите запах? А-ах! Зелёная травка. Вы когда-нибудь вдыхали запах приятнее? Клянусь, я готов стоять тут хоть до скончания века, лишь бы дышать этим воздухом!
Над стоящими людьми витал невидимый хлорофилл.
— А-ах!
Шаги возобновились.
— Ну, Смит, в этом-то что плохого? Вперёд, вперёд!
На миллиардную долю секунды Ухо и Нос позволили себе расслабиться.
Контригра удалась. Пешки продвигались дальше.
Теперь из дымки показались затуманенные глаза Города.
— Капитан! Окна!
— Что такое?
— Окна домов, вон там! Они двигались, я видел!
— А я нет.
— Они поворачивались и поменяли цвет, с тёмного на светлый.
— С виду обычные квадратные окна.
Размытые предметы стали видны резче. В машинных расщелинах города крутились смазанные оси, противовесы окунались в поддоны с зелёным маслом. Оконные рамы выгнулись. Окна засияли.
Внизу, по улице, шагали двое из охранения. За ними на безопасном расстоянии шли ещё семеро. На них была одета белая форма, лица порозовели так, словно их отхлестали по щекам, глаза голубые. Ходят прямо, на задних ногах, в руках держат оружие из металла. Ноги обуты. Пола они мужского. У них есть глаза, уши, рты, носы.
По окнам пробежала дрожь. Они истончились. Незаметно расширились, словно бесчисленные зрачки.
— Говорю же вам, капитан, что-то неладное с окнами!
— Ерунда!
— Я возвращаюсь, сэр.
— Что?
— Я возвращаюсь к ракете.
— Мистер Смит!
— Я не собираюсь попадать в западню!
— Что, пустого города испугались?
Остальные натянуто улыбнулись.
— Смейтесь, смейтесь!
Улица была выложена булыжником. Каждый камень размером три дюйма в ширину и шесть в длину. Улица осела, но совсем незаметно для глаза. Улица взвешивала пришельцев.
В машинном бункере красная стрелка коснулась отметки: 178 фунтов… 210, 154, 201, 198… Каждый был взвешен, вес каждого записан, и запись уползла с катушки в густую темноту.
Теперь уже город окончательно пробудился!
Вентялиционные шахты вдыхали и выдыхали воздуз, смешанный с табачным духом изо рта пришельцев, с запахом зелёного мыла, который шёл от рук. Глазное яблоко и то источало едва уловимый запах. Город подмечал всё это. Сводная информация отсылалась дальше, чтобы там к ней прибавились новые данные. Хрустальные окна поблёскивали, Ухо всё туже натягивало свои барабанные перепонки… город всеми органами чувств, как невидимый снегопад, навалился на пришельцев, подсчитывая их вдохи и выдохи, глухие удары сердец, город вслушивался, всматривался, пробовал на вкус.
Улицы служили городу языком. И там, где проходили люди, вкус их ступней улавливался сквозь поры в камнях, а затем проверялся на лакмусовом индикаторе. Дотошно собранные сведения о химическом составе влились в нарастающий поток информации. Оставалось дождаться, когда средь крутящихся колёс и шуршащих спиц будет выдан окончательный результат.
