бросали ее, когда их манила Эдвина.
Но Лукас — Лукас не такой, совсем не такой. Жермена не сомневалась, что он многое знает о женщинах, и теперь начинала понимать, почему он сразу разгадал Эдвину и та не произвела на него впечатления. И вес же…
Все же ей казалось невозможным, что другие бросали ее из-за чар Эдвины, а на Лукаса эти чары не возымели никакого действия.
— Ты… э-э… просил Эдвину остаться, — напомнила ему тихо Жермена.
Лукас наклонился и нежно поцеловал ее в щеку.
— Мне нужна была ты в моем доме. Нет, не нужна — необходима. Без тебя я просто не мог жить. Чем больше я привязывался к тебе, тем яснее понимал, что, если Эдвина уедет, ты тоже исчезнешь. И вообще не появишься п «Хайфилде».
— Ты хотел, чтобы я там была?
— Очень. Мне было недостаточно одной встречи с тобой. Первая встреча пролетела слишком быстро. Я хотел провести с тобой день или два дня.
Ах, Лукас! У нее защемило сердце. Да, она верит ему, верит!
— И ты пригласил меня провести с тобой Рождество.
— Конечно, пригласил! Я стал испытывать потребность в твоем обществе. Вскоре мне надо будет уехать. Одному Богу было известно, когда мы встретимся снова. Если бы ты провела Рождество в «Хайфилде», то у меня появилась бы возможность увидеть тебя в первый же день по возвращении.
Жермена улыбнулась.
— А когда я отказалась, ты пригласил Эдвину остаться. А потом приехал в дом моих родителей в День подарков, якобы, оказавшись «поблизости»…
— Чтобы убедить тебя поехать со мной, — закончил за нее Лукас. — А Эдвина послужила рычагом. Ты веришь мне, Жермена?
Она посмотрела на него, и при виде его теплых и искренних глаз у нее все задрожало внутри.
— Я верю тебе.
Его лицо осветила замечательная улыбка. Жермену охватила слабость. На мгновение она подумала, что он хочет обнять ее, но вместо этого Лукас сказал: — А теперь, моя дорогая, любимая Жермена, поговорим о самом главном.
Жермена сглотнула.
— О главном?..
— Да. О том, о чем поговорили бы, когда встретились бы с тобой наедине — там, в «Хайфилде». Ты ведь собиралась прийти к нашей скамейке?
Жермена смущенно улыбнулась.
— Я тоже не могла спать. И поэтому рано вышла из комнаты.
— Любимая, — прошептал Лукас и обнял ее. — Я так люблю тебя, — бормотал он. — Я сидел на скамейке задолго до половины девятого. В девять часов уныло побрел в дом, не желая верить тому, чему должен был поверить — что ничего не значу для тебя.
— И ты прождал больше получаса на холоде! — воскликнула она.
— Я вернулся в дом, поднялся в твою комнату; твоей сумки не было, вещей тоже. Исчезло все, кроме картины, которую я подарил тебе. Мне показалось, что ты дала мне ясный ответ. Но именно в тот момент, когда я впал в отчаяние, позвонил Эш и сказал, что ты с ним и он никогда не видел тебя такой расстроенной.
Лукас вскочил и заходил по комнате. Жермена тоже поднялась.
— И ты попросил его задержать мое возвращение сюда, чтобы дать тебе время приехать первым?
— Совершенно верно. Я попросил его увезти тебя подальше от дороги, зайти в какой-нибудь дом, как будто по делу, если понадобится. Извини, любовь моя, но я не мог смириться с поражением. Просто не мог или не хотел. Может быть, это самонадеянно, но после вчерашней ночи я не мог согласиться с тем, что, казалось, смотрит мне в лицо. Я гнался за тобой, меня разрывали ярость, что какая-то женщина довела меня до такого ужасного состояния, и беспокойство, что я потерял тебя.
Потерял ее! Сердце громко забилось.
— А з-знаешь, ты ведь только что признался мне в любви, — хрипло произнесла она.
Лукас перестал метаться по комнате.
— Ты удивлена моими чувствами к тебе? — холодно спросил он.
— Да нет! Нет! — быстро заверила она.
— Тогда можно ли понимать так, что вопреки твоему бегству несколько часов назад, ты немного любишь меня? — нервно спросил он.
— Ну… больше, чем немного, если честно, — ответила она.
Лукас смотрел на нее пару секунд. Потом приказал:
— Иди сюда.
Она послушалась, и он крепко обнял ее. Прошло, наверное, минут десять, пока они стояли, прильнув друг к другу. Ушла боль разлуки, и улеглась тревога, которую они оба испытали. Потом Лукас ласково и нежно поцеловал Жермену.
— Я так люблю тебя! — прошептал он. — Когда тебя нет, образовывается такая пустота, как от физической боли. У меня внутри был какой-то вакуум… Кстати, не могла бы ты разъяснить, что ты имела в виду, когда сказала, что любишь меня «больше, чем немного»? — полюбопытствовал он, испытывая необходимость услышать настоящее признание.
Хотя Жермена никогда не говорила таких слов раньше, и ей было неловко произносить их, она все же медленно произнесла:
— Я… очень… люблю тебя.
— Возлюбленная моя! — С радостным криком Лукас обнял Жермену и поцеловал. На короткое время он удовольствовался радостью, что может прижать ее к своему сердцу, что теперь все препоны разрушены. — Когда ты это поняла?
Жермена с улыбкой отпрянула.
— Не сразу.
— Конечно, не сразу, — согласился он. — Я не слишком хорошо вел себя с тобой.
— Ты был настоящим поросенком!
— Ты великолепна! — Он усмехнулся и смачно чмокнул ее в щеку. — Так все-таки когда?
Жермену рассмешила его настойчивость.
— А ты когда? — спросила она.
— Ах ты, хитрюга! — воскликнул он, но с готовностью ответил: — Думаю, вскоре после того, как ты приехала в первый раз.
— Так давно?
Лукас кивнул.
— Мы сидели с тобой в моем кабинете. И хоть прежде я всегда уходил с головой в работу, в ту пятницу постоянно отвлекался. Ты так невероятно красива, любовь моя, что я все время смотрел на тебя. — Он поцеловал ее в кончик носа, улыбнулся и продолжил: — Опыт показывает, что внешняя красота может скрывать внутреннее уродство, но, учитывая, что ты надерзила мне, я понял: в тебе все гармонично. А уж когда я заподозрил, будто между тобой и Эшем что-то есть, мне пришлось признать неоспоримое: я всерьез увлекся тобой.
Глаза Жермены сияли от любви к Лукасу.
— «Что-то» между мной и Эшем закончилось до того, как я встретилась с тобой, — мягко заметила она.
— Знаю. — Лукас помолчал, а потом признался: — Но это не помешало мне измучиться от ревности вчера вечером, когда он поцеловал тебя.
— Ты заревновал? — воскликнула Жермена.
— Нс в первый раз, — признал он. — А если не Эш разъедал мою душу, так это был твой дружок Стюарт.
— Стюарт! — Ей стало смешно. — Стюарт — коллега по работе, — объяснила она. — Мы приятели, и
