– Я был в этом НИИ, – ответил тот. – В этом «ящике». Серьезное дело, скажу я тебе. Мне удалось побеседовать со специалистом, который соприкасался с исследованиями Вишневецкого. Я получил кое- какие характеристики самого Вишневецкого. Человек он замкнутый, малообщительный… впрочем, если хочешь, почитаешь на досуге, я беру с собой ноутбук.
– И что же сказал этот спец касательно изобретения Вишневецкого? Наверно, объяснил поподробнее, чем замечательный интеллектуал генерал Азарх?
– Поподробнее, конечно, поподробнее, но я понял еще меньше, чем из объяснений генерала. Этот спец оперировал такими ужасающими терминами, причем они касались, кажется, не только звуков, но и всей акустики и даже оптики. Потому что, скажем, термин «монохроматический» употребляется применительно к световым лучам. А конкретно – лазерным.
– Родион Пота-а-а!.. – почти взвыла я.
– Ну ладно, ладно. Больше не буду. Мне и самому не хочется. Я так понимаю, что эти специалисты и особенно гэбэшники сами толком не понимают сути изобретения. И, таким образом, непонятно, откуда вся эта суета.
– Значит, кто-то понимает, – предположила я. – Нет дыма без огня.
– Кто-то понимает, – машинально повторил босс. – Так-то оно так, нет дыма без огня… Хотя знаешь, Мария, после всех этих «ящиков» начинаешь сомневаться в, казалось бы, самых простых и понятных вещах. Вот, к примеру, Мария, можно проколоть надутый воздухом шарик, помещенный в другой шарик большего диаметра, так, чтобы наружный шарик не лопнул? Как ты думаешь?
– Ну… наверно, нет. Как же? Нельзя.
– А вот, оказывается, можно. Мне показывали, у них шутка такая в оптической лаборатории. Простейшая, кстати. Внутренний шарик должен быть зеленым, а внешний – бесцветным. Делается это с помощью рубинового лазера. Этот красный луч проходит через внешний шарик, а зеленый цвет внутреннего поглощает красное излучение и прожигается. Лопается. А внешний остается совершенно целым, вот так. Как оказалось – элементарно, Ватсон.
– Но что же насчет проекта с таким забавным названием – «Не верю»?
– Насколько я понял, это акустическая система, обрабатывающая звук по-особому. Да, действует на подсознание, как сказал Азарх. Проще говоря, записывает на подкорку определенные данные, воспринимаемые их носителем как изначально там имевшиеся. Это я не понимаю, это я – цитирую. Теория суха, Мария, а вот на практике, брат, судя по всему…
– Нам придется похлебать воды, – заключила я.
Я еще не знала, насколько точно попадаю в кон этим необязательным речением.
Морской лайнер «Александр Скрябин» уходил из новороссийского порта тихим и теплым августовским утром. Чета Шульгиных и я едва не опоздали на него и попали на борт уже в последний момент, волоча за собой два чемодана и сумку. Вместе с нами по трапу взбежал толстый господин в джинсовой куртке поверх красной футболки, оживленно вещающий что-то в трубку сотового. Я его не слышала, слова унес шальной порыв ветра с моря, а вот по лицу страдальчески сморщившейся Валентины стало понятно, что лексикон толстяка был далек от джентльменского.
Уже на борту «Скрябина» толстяк столкнулся с меланхолично стоящим у борта долговязым мужчиной примерно одних лет с Родионом Потаповичем, с бледным продолговатым лицом и сильно косящими глазами, благодаря чему его взгляд был совершенно неуловим, то бишь смотрел он совсем в другую сторону, чем могло казаться.
Я машинально прислушалась к их беседе.
– И чего ты тут встал? – накинулся толстяк на косоглазого, начисто игнорируя стоящего тут же моряка, чьей функцией, очевидно, была проверка билетов.
Долговязый окинул недружелюбным взглядом толстяка, причем его глаза настороженно сползлись к переносице, после чего вдруг произнес совершенно индифферентным голосом, игнорируя вопрос, только что обращенный к нему:
– Вы любите играть в казино?
Фраза произвела почти магическое действие на толстого джентльмена. Вероятно, произнесший ее сам удивился эффекту от своих слов – толстяк замер, как перед прыжком, а потом обрушил на собеседника свой вопрос.
– А че, тут есть разве? – с такой же интенсивностью завопил он, не отрывая трубки от уха. – Слышь, Колян, а ты трещал, что, типа, на этой корыте, значится, негде бабеус сбагрить!
Нам отвели соседние каюты. Одна, двухместная, была заказана для Родиона и Валентины, вторая, одноместная, для меня.
Валентина осталась в своей каюте принимать ванну, а я, расставив и разложив вещи по своим местам, пошла в бар-ресторан перекусить. В коридоре я встретила Родиона, он направлялся туда же – «промочить глотку газировочкой», как он выразился. Хотя пора уже было обедать, о чем настоятельно говорила ему Валентина, которая убеждала его повременить с посещением этого приятного во всех отношениях заведения. Тем более что она знала о пристрастии своего благоверного к хорошим коньякам.
– Интересно, Родион Потапович, что вы на этот раз от меня скрываете? – протянула я томно.
– То есть?
– То есть я не имею ни малейшего понятия о том, что нам предстоит делать на борту этого корабля помимо того, что наслаждаться отдыхом. А вы?
Он хитро улыбнулся и сказал:
– Ты знаешь, я тоже почти ничего не знаю.
– Но все-таки – «почти»?
– Все-таки «почти». Не оставит же меня генерал Азарх ну совершенно без инструкций.
И мы направились в искомое заведение, располагавшееся на третьей палубе. Одно из двух-трех подобных на корабле.
Несмотря на достаточно ранний час и неминуемые для только что взошедших на борт участников круиза хлопоты с размещением в своих каютах и распаковкой багажа, здесь было довольно многолюдно. На самом видном месте у входа восседал тот самый забавный шумный толстяк, что вместе с нами едва не опоздал на корабль. Он ожесточенно работал челюстями, время от времени что-то рявкая в зажатый между плечом и маленьким ухом сотовый телефон. Рядом с ним сидел примерно такой же амбал, только чуть поменьше, но совершенно идентичных пропорций, и синхронно двигал могучими челюстями, достойными иного питбуля.
Родион первым уселся за соседний столик рядом с великолепной парочкой, заказал себе обеденный минимум и алкогольный максимум, то есть бокал коктейля со льдом и ломтиками лимона. Максимум, разумеется, только для данного времени суток, потому как общеизвестно, что по утрам пьют исключительно аристократы и дегенераты, как говаривал незабвенный Лелик из «Бриллиантовой руки».
Я предпочла обойтись стаканом сока и порцией мороженого с фисташками. Есть пока что не хотелось.
В тот момент, когда Родион уже допивал свой коктейль, на его плечо легла тяжелая рука, и грузный здоровяк приземлился на стул рядом с ним.
Я взглянула с интересом.
– Чем обязан? – любезно спросил босс.
Тот посмотрел на него сначала справа, потом слева и с сомнением проговорил:
– Послушай, братан… конечно, я тебе, типа, мешаю… но откуда мне может быть знакомо твое лицо? Ты, случаем, не самарский?
– Нет, – с ходу ответил Родион.
– Тогда, по ходу, мы с тобой пересекались в Москве… базарили на разборке с Бампером. Ведь ты Славик?
– Ничего подобного.
– Я вспомнил, Алик, где я его видел. – Второй здоровяк, чуть поменьше калибром, плюхнулся на второй стул у нашего столика.
