неожиданный удар.
Что же ей теперь делать? Отчаянно пытаясь собраться с мыслями, она тайком разглядывала мужчину, сидевшего напротив. Серена не знала о нем ничего, за исключением того, что он хорошо дерется на кулаках и позволяет себе оскорбительные вольности. Он был как раз из тех, кого отец старался бы держать как можно дальше от своей дочери. Может быть, отец всегда и даже чересчур оберегал ее, потому что они вели не совсем обычную жизнь. Естественно, Серене был запрещен вход в игорные заведения. Поскольку их несколько двусмысленное положение в обществе не позволяло ей вращаться в более респектабельных кругах, возможность встретить подходящего жениха была почти равна нулю. Честно говоря, Николас Литтон был первым мужчиной, поцеловавшим ее, хотя она и не думала признаваться ему в этом. Он и так был невыносимо самоуверен. Серена ломала голову над тем, как решить, казалось бы, неразрешимую задачу. Ей было суждено доверять только Нику Литтону и никому больше. Однако Ник Литтон был мертв. Похоже, не оставалось иного выхода, как довериться его сыну, если она не хочет уйти отсюда ни с чем.
Однако ход мыслей Серены, занятой не наставлениями отца хранить тайну, а Ником Литтоном, побуждал ее проявлять осторожность. Тот кулачный бой. Поцелуй. Неожиданное впечатление, которое этот человек произвел на нее. Но странно, когда Серена вспомнила сцену в конном дворе, ее охватил жар, не имевший ничего общего со смущением.
Хотя в этом было нелегко признаться, однако полуобнаженный Николас Литтон с переливающимися мышцами порадовал ее взор. Когда он целовал Серену, ее первым побуждением было не желание отстраниться, как этого требовало приличие, а прильнуть к нему, почувствовать его горячее тело, курчавые волосы, крепкие мускулы и силу. Раньше у нее никогда не возникали столь вожделенные мысли. Подняв голову, Серена заметила, что он пристально изучает ее.
Встряхнувшись, Серена выпрямилась и нервно облизнула губы. Николас приподнял бровь, что придало ей сил заговорить.
— Смерть вашего отца осложнила мою задачу, но от этого она не стала менее срочной. Я уверена, что должна заручиться вашей поддержкой.
— Должны? Мисс Каше, я чувствую ваше нежелание открыть мне правду. Разве вы не доверяете мне?
Он явно заигрывал с ней.
— С какой стати? Разве было бы разумно поступить так?
— Вы сами должны решить, как поступить, когда лучше познакомитесь со мной.
— К сожалению, я не собираюсь провести в вашем обществе так много времени, чтобы знакомиться с вами, — колко ответила Серена. — Я пришла за бумагами, которые мой отец доверил вашему. Это личные документы, которые он не хотел подвергать риску на континенте. Вы должны знать, что мы там вели… как бы это сказать, странствующий образ жизни.
— Значит, вы приехали в Англию совсем недавно?
— Да, из Франции. Я в Англии впервые.
— Позвольте мне выразить вам комплимент по поводу совершенного владения нашим языком.
— Мистер Литтон, признаться, я англичанка, — холодно заметила Серена. — Мой отец англичанин, дома мы всегда общались на родном языке. Ваши подозрения мне понятны — мое неожиданное появление здесь, должно быть, произвело странное впечатление. Но уверяю вас, я не мошенница. Я также не французская шпионка, если вас беспокоит такая возможность.
— Мадемуазель, вы положили меня на обе лопатки. Однако боюсь, что вас ждет разочарование, поскольку я ничего не знаю о ваших документах. Я давно просмотрел все личные вещи отца. Если бы эти бумаги оказались здесь, они бы уже давно нашлись.
— Но они должны быть здесь! Вы точно знаете, что он ничего не сказал перед своей смертью? А не мог он хранить их у своего адвоката?
Николас нахмурился, его озадачил ее серьезный тон.
— Нет, в таком случае мне об этом сообщили бы.
— Вы должны кое-что вспомнить. Не мог же ваш отец совсем не упомянуть о своем друге!
Ее отчаяние пробудило любопытство Николаса. Что бы Серена ни говорила, она явно что-то утаивала. Ее прелестный взгляд был устремлен к нему с мольбой, способной разжалобить самое черствое сердце. Николас мог лишь гадать, какое впечатление на нее могла произвести его благосклонность.
— Возможно, если бы вы рассказали мне чуть больше, это могло бы освежить мою память.
— Это личные документы, не имеющие никакой ценности для других. На них значится имя моего отца.
Само нежелание Серены раскрывать подробности заинтриговало его.
— Каше?
Серена прикусила губу, чувствуя на себе его более проницательный взгляд. Хотя он вел себя раскованно, у нее не оставалось сомнений в том, что Николас Литтон не доверяет ей, и она не могла винить его за это.
— Нет, Каше-Стамп.
— Стамп? В таком случае Каше — фамилия вашего мужа? Мадам, приношу извинения. Наверное, я совсем внимательно ознакомился с вашей визитной карточкой.
— Я не замужем. Моя фамилия тоже Стамп.
— Однако на вашей визитной карточке значится Каше.
— Да, потому что… о боже, какая нелепая ситуация!
Серена рискнула мельком взглянуть на него, на увидела насмешливое выражение лица хозяина и снова опустила голову. Николас Литтон недоверчиво улыбался. Серена держала руки на коленях, нервно сжимая их, что явно говорило о том, как неловко она чувствует себя. Наконец Серена заставила себя посмотреть Николасу в глаза.
— Каше — означает печать. Моя настоящая фамилия — Стамп, хотя я узнала об этом от отца, когда тот лежал на смертном одре. У него было странное чувство юмора.
При этих словах Николас криво усмехнулся:
— Поразительно, на что, оказывается, способны родители перед лицом смерти.
— Простите, я не поняла?
— Я вам сочувствую, мадемуазель, только и всего. Я тоже пережил нечто подобное. Должно быть, это стало для вас полной неожиданностью.
— Это был страшный удар. Отец умер внезапно. Он стал жертвой ограбления. Мне трудно, мне тяжело смириться с этим.
Она умолкла, достала из ридикюля платок и вытерла глаза.
— Простите, я не хотел вас расстраивать, — сказал Николас уже с большим участием. — У вас остались другие родственники?
— Нет. Никого. Нет, насколько я помню. Мама умерла, когда мне было десять лет, меня вырастил папа. Теперь я осталась одна.
— Не верится, что у столь прелестной девушки никого нет. Неужели эти французы совсем ослепли?
— Мистер Литтон, наверное, это потому, что я очень разборчива. Похоже, мы несколько отклонились от сути вопроса.
— Ах да. Суть вопроса. Ваши бумаги. Как долго они хранились у моего отца невостребованными?
— Больше двадцати лет.
— И вы все время знали об этом?
Серена разглядывала свои перчатки.
— Нет. Я узнала об этом только…
— Я угадаю. Видимо, отец рассказал вам о них, лежа на смертном одре.
Она нервно рассмеялась:
— Я понимаю, все это похоже на сказку.
— Вот именно.
— Вижу, вы не верите мне. — «В этом нет ничего удивительного», — подумала она и встала, собираясь уходить. Ей придется идти к адвокату без этих документов. — Я больше не стану отнимать у вас
