глаза. — Не истолковывай неправильно мои слова. Я никогда не обещала стать твоей любовницей. Но почему мы не можем просто жить вместе, не вступая в брак?
Ее предложение повергло его в уныние. Впервые в жизни Андреас ощутил себя потерянным, лишенным всякой надежды, опустошенным.
Не действовал ли он слишком быстро? Когда-то давно она безгранично доверяла ему и его мнению, но сейчас казалась настороженной и неуверенной как в себе, так и в нем. Лишь теперь Андреас осознал, насколько глубоко ранил он Хоуп, поверив клевете. Ее нельзя осуждать за опасение вновь довериться человеку, причинившему ей боль.
Неожиданно Андреас прозрел, и собственная, ошибка стала ясна ему как никогда. Он приложил немало усилий, стремясь представить наилучшим образом имение, а не себя самого. Сейчас он должен уверить Хоуп в том, что станет идеальным мужем ей и замечательным отцом — их ребенку.
— Андреас… — встревоженно произнесла она, испугавшись, что обидела его.
В темных глазах блеснули веселые огоньки, а на губах Николаидиса постепенно расцвела обаятельная улыбка:
— Я куплю этот дом сегодня же. Когда ты сможешь переехать в Найтмер?
Не ожидавшая столь стремительного разворота событий, Хоуп смущенно заморгала:
— А что ты предлагаешь?
— Я предлагаю нам с тобой никогда не разлучаться дольше, чем на пять минут, дорогая, — отозвался Андреас, вновь прижимая Хоуп к своей мускулистой груди. В руке он держал телефон. Не выпуская Хоуп, он сообщил агенту о решении приобрести Найтмер.
— Нет, тебе незачем смотреть на это, — резко произнес Андреас шесть недель спустя, отшвыривая газету подальше в сторону.
— Почему же? — Хоуп наблюдала за тем, как он откидывается назад, прислоняясь спиной к подушкам. Белоснежная простыня спустилась до пояса, обнажая великолепное бронзовое тело, густо поросшее темными волосками. Красота Андреаса прямо-таки завораживала ее.
— В разделе светской хроники есть заметка о нас… Ты не должна опускаться до чтения подобной гадости, — непреклонно отрезал он.
Игнорируя его слова, Хоуп протянула руку;
— Дай ее сюда, — попросила она.
Губы Андреаса изогнулись в гримасе брезгливости.
— Нет.
— Ты мне не цензор. Ясама решаю, какие газеты читать, а какие — нет.
— Моя задача — оберегать тебя от всего, что может послужить причиной излишнего волнения. Я грек. Ты — моя женщина, и я обязан заботиться о тебе. Научись покорности, — шутливо предостерег ее Андреас.
— Я могу сходить в деревню и купить там тот же самый номер.
— Пожалуйста, не принимай это всерьез. — Нахмурившись, он передал ей газету. — Обычные грязные сплетни.
— Я знаю. — Иногда Хоуп даже нравилось, что Андреас обращается с ней как с невероятно хрупкой хрустальной вещицей, но чаще она ощущала себя мешком с балластом. В то время как он кипел энергией и жизненной силой, она часто засыпала среди дня. И, кроме того, лаская друг друга, они вынуждены были ограничиваться поцелуями и объятиями. Когда чересчур осторожный врач порекомендовал Хоуп не переутомляться, Андреас, решил исключить секс из их отношений.
Пробежав глазами страницу, молодая женщина обнаружила там довольно неприятный снимок. Камера папарацци была нацелена на ее заметно округлившийся живот. Хоуп показалась себе огромной, готовой вот-вот вывалиться из слишком тесного черного платья. На ум пришло сравнение со старинным кораблем, плывущим под наполненным ветром парусом. Фото было сделано два дня назад при выходе из одного известного ресторана, где они обедали с Костасом, дедом Андреаса. Ей очень понравился этот доброжелательный, открытый старик, несмотря на целый ряд заданных им весьма прямолинейных вопросов. Костас искренне радовался предстоящему рождению правнука или правнучки. И еще он был доволен, что Андреас наконец осел на одном месте.
— О нет… — воскликнула Хоуп, ужаснувшись первым же строкам статьи.
«Почему ты не позволяешь моему внуку поступить так, как подобает поступить на его месте каждому честному человеку?» — прямо спросил в тот вечер в ресторане Костас. И вот теперь та же самая фраза, подслушанная кем-то, — слово в слово — красовалась на газетной странице, набранная типографским шрифтом. Заголовок гласил: «Торговка сумками отвергает наследника рода Николаидисов». В статье фигурировал длинный перечень представительниц прекрасного пола, с которыми Андреас хоть раз встречался. Автор довольно прозрачно намекал, что ни одна здравомыслящая женщина не станет связывать судьбу с неисправимым Казановой.
— Костас будет в восторге. Он всегда радуется, видя свое имя в газетах, — шутливым тоном прокомментировал Андреас;
— Тебя очень рассердило, что всему свету стало известно о твоем предложении и моем отказе?
— Ты, наверное, шутишь, — весело рассмеялся он.
Хоуп недоуменно подняла брови. Андреас неминуемо должен был прийти в ярость, узнав, что случайно брошенная дедом фраза сделалась достоянием общественности.
— Ты действительно нисколько не сердишься?
— Нисколько, — решительно уверил он ее. — Остальные мои родственники, с которыми ты познакомишься в этот уикенд, подтвердят добродетельность моей натуры. Я ведь самый настоящий пай- мальчик. Я пытался надеть тебе на палец обручальное кольцо, а ты…
— А я оказалась чудовищем, не оценившим твоего поступка! — докончила фразу Хоуп, ужаснувшись при мысли о предстоящей встрече.
— Не говори глупостей. Мои двоюродные бабушки будут безостановочно рассказывать обо мне. Ты проведешь выходные, слушая их истории, в которых я предстану Мистером Совершенство — умным, добрым, внимательным к старикам, любящим животных и обожающим детей. Уверен, что никто не упомянет о моем покойном отце и его трех разводах из опасения омрачить радужную картину.
Хоуп невольно рассмеялась. Ее напряжение мгновенно улетучилось. Последние шесть недель, наполненные хлопотами, были самыми счастливыми в ее жизни. Они с Андреасом ухитрились переехать в Найтмер за рекордно короткий срок. Он торопил рабочих, вел нескончаемые телефонные переговоры, встречался с дизайнерами, горя желанием как можно скорее превратить пустующий дом в уютное жилище. Он нанял целую гвардию прислуги, и Хоуп, полностью освобожденная от какой-либо домашней работы, проводила целые дни, готовя новые модели сумочек для показа Леонии Варгас.
Предстоящее рождение ребенка поглощало все мысли Хоуп, но иногда беспокойство все же закрадывалось ей в душу. Правильно ли поступила она, отвергнув предложение Андреаса? Он больше ни разу не возвращался к этой теме, следовательно, его вполне устраивало существующее положение вещей.
Его теперешнее отношение к Хоуп без преувеличения можно было назвать образцово-идеальным. Андреас проводил на работе гораздо меньше времени и свел к минимуму свои зарубежные поездки. Он всякий раз сопровождал ее на осмотр к врачу, внимательно прочел книгу, посвященную беременности и родам, в результате чего любое незначительное недомогание Хоуп вызывало у него тревогу. Так, например, когда она пожаловалась на судорогу в ноге, Андреас отменил важную встречу и просидел у ее постели всю ночь. Он необыкновенно приветливо вел себя с Ванессой, часто навещавшей подругу, и даже молча терпел регулярные звонки Бена, на несколько недель отправившегося в турне по Европе.
Андреас был предельно добр, внимателен, терпелив и заботлив. Он вполне мог претендовать на возведение в ранг святого, если бы не одно «но» — он никогда не заговаривал о любви. Хоуп с грустью сознавала, что ей так и не дано пробудить в его душе это чувство. Но, поскольку рядом не было другой женщины, способной покорить сердце Андреаса, Хоуп чувствовала себя спокойно и уверенно. Она любила его, жила с ним под одной крышей и вскоре должна была стать матерью его ребенка. Чего еще желать?
