воздух.
— Не правда ли? — подхватил Юстиниан, откусывая гигантский кусок. — Хотите морковку?
— Нет, спасибо.
— Не любите?
— Нет, почему же, люблю.
— Тогда почему отказываетесь?
— Я плотно позавтракал.
— Ну ладно, — Юстиниан махнул рукой. — Начнем, пожалуй, переговоры… Как там Совет Свободных Планет?
— Спасибо, — сдержанно ответил де Билл, — с Советом всё в порядке.
— Ах, — воскликнул Юстиниан, — если бы вы знали, с каким уважением я отношусь к работе Совета, с каким интересом читаю все эти безусловно злободневные Резолюции… А вы их читаете?
— Естественно, — процедил де Билл.
— А еще я люблю всякие там анекдоты про Совет. Знаете хоть один?
— Нет, — покачал головой де Билл.
— Хотите, расскажу?
Де Билл молчал.
— Молчите, значит, вам интересно! — засмеялся Юстиниан. — Ну так слушайте: однажды Совет Свободных Планет собрался для того, чтобы выпустить резолюцию, в которой говорилось, что дважды два — четыре, а не какая-нибудь там другая цифра. И знаете, что произошло? Нет? — Юстиниан подмигнул де Биллу. — А случилось вот что: Резолюция не была принята!
— Почему же? — не выдержал де Билл. — Разве дважды два не четыре?
— Почему? Ха-ха, гениально! Потому что один из членов Совета наложил на постановление ВЕТО. Таким образом, дважды два не всегда четыре, дорогой мой господин посол! Ха-ха! Не правда ли, смешной анекдот? Дважды два не четыре… Ведь смешно, а?
— Очень, — поперхнулся де Билл.
— Так люблю подобные анекдоты, — продолжал Юстиниан елейным голосом. — Лежишь, знаете ли, иногда ночью, не можешь уснуть и только слушаешь, как кровь шумит в ушах… Вы слушаете, как шумит в ушах кровь?
— Нет.
— Почему же?
— Я засыпаю под музыку Вивальди.
— Кто такой этот Вивальди? — спросил Юстиниан. — Певец, что ли?
— Нет, композитор.
Де Билл и сам до недавнего времени ничего не знал про Вивальди, но однажды прочитал в каком-то журнале с голыми девицами на обложке, что все культурные люди (читатели журнала) засыпают и просыпаются под приятную классическую музыку, и решил не отставать от времени.
— Да, да, — добавил он, — именно композитор…
— Кстати, слушаю вас, — вдруг проговорил Юстиниан, берясь за вторую морковку.
— Простите?
— О, Небеса! Я уже целый час жду, когда же вы соблаговолите изложить цель своего визита.
— Ах, пардон, пардон, — смущенно заулыбался де Билл, — я насчет статуй…
— Каких еще статуй? — грозно нахмурился Юстиниан, выставляя живот.
— Статуй древней цивилизации Стана.
— А, понимаю, — пуще прежнего насупился Юстиниан. — Чего же вы хотите?
— Есть сведения, что вы, гм, что их собираются уничтожить.
— Ваши сведения абсолютно верны! Статуи-идолы будут разрушены как нечто, противоречащее истинной вере.
— Это окончательное решение?
— Бесповоротное.
— Но простите, — де Билл спокойно положил ногу на ногу, — ведь статуи эти — бесценный исторический памятник…
— Что же в них бесценного?
— Им почти миллион лет, — де Билл наморщил лоб, изобразив почтение перед этой цифрой. — Статуи — это всё, что осталось от исчезнувшей цивилизации Стана, им и в самом деле нет цены. Они — достояние всего человечества, а не только, извините, вашего народа. От имени Совета я настоятельно прошу вас, одумайтесь, ведь вы уничтожаете историю! Повторяю, колоссы бесценны…
— Бесценны? — Юстиниан снова хмурился. — Я не понимаю вас, г-н де Билл. Не понимаю, что может быть ценного в стометровых безвкусных кусках камня, портящих своим декадентским уродством окраину Бубула… Скажите, вы поддерживаете теорию терпимости ко всем вероисповеданиям?
— Конечно, — пожал плечами де Билл. — Совет…
— Не продолжайте, — перебил Юстиниан. — Знаете ли вы, на какой грех мы пошли, пригласив вас, неверного, на нашу священную планету?
— Не понимаю, к чему вы клоните, — несколько дрогнувшим голосом сказал де Билл.
— Сейчас поймете… — криво улыбнулся Юстиниан. — Мы пошли против веры, пригласив вас сюда. Но ведь это только исключение, и кое-как, долгими, так сказать, молитвами, можно выпросить у Небес прощение. Но эти статуи… Если их оставить, Небеса могут отвернуться от нас. Я не могу так рисковать.
— Чем же вы рискуете?
— Вам никогда этого не понять… Ах, дорогой господин де Билл, если бы вы знали, как мне жаль вас, и не только вас, но и всех тех несчастных, которые не знают истинной веры и поклоняются всяческим идолам! Опомнитесь, пока не поздно!
— Спасибо за предупреждение, — кашлянул де Билл. — Но как все-таки насчет статуй?
— Вы что, не поняли? Колоссы будут разрушены как нечестивые идолы, само существование которых противно правоверным верующим. Когда мы разрушим их, то проведем много времени в молитвах, умоляя Небеса простить нас.
— Простить? — удивился де Билл. — За что же?
— Как за что? Мы же так долго медлили, не уничтожили бесовские идолы раньше! Небеса разгневаны, но надеюсь, сто жертвенных животных вкупе со смиренными молитвами заставят… э-э… Небеса сменить гнев на милость. Только представьте себе, г-н де Билл, этот великий день! Огромные бласт-орудия меткими выстрелами разрушают богомерзкие статуи, тысячи верующих радостно приветствуют точную стрельбу артиллеристов, а на самом, так сказать, верху стоит ваш покойный слуга — Юстиниан Неожиданный. На мне священные одеяния, я поднимаю руки к небесам, и под рев счастливой толпы последний кусок идолов превращается в пыль! Господин де Билл, поймите, я — избранный, Небеса выбрали меня орудием своим, я войду в историю, как Юстиниан Неожиданный, основатель истинной веры, разрушитель всего нечестивого, в том числе и этих уродливых статуй — идолов!
— Вас назовут варваром, — покачал головой де Билл.
— Варваром? — воскликнул Юстиниан, вскочив. — Не забывайтесь господин посланник!
— Извините…
— Я войду в историю, — повторил Юстиниан. — Про меня благоверный народ станет слагать стихи, петь песни и… и… даже писать книги! История ничего не забывает. Если человек рожден для великих дел, он обязательно их совершит, ведь так?
— Конечно, — поддакнул де Билл, услужливо улыбаясь, — таких примеров много…
— Вот видите! — Юстиниан несколько успокоился и уселся на трон. — Простите меня, г-н де Билл. Иногда я бываю слишком резок, даже груб. Поверьте, я не хотел вас обидеть. Прощаете? Просто во мне живет сила, сила ужасная, могущественная и в то же время милосердная… Статуи будут разрушены!
— Когда? — спросил де Билл, осматривая свои аккуратно постриженные ногти.
— Не решил еще… Небеса подскажут.
— Ну, хотя бы примерно.
— Дня через два-три… Вы все поняли, г-н посол?
