распущенный купол. Сдать его сержанту-контрактнику, проследить, чтобы он расписался в ведомости приема, – и можно собирать группу. Мимо меня с воплями и душераздирающими криками, волочась на пузе за куполом, промчался майор Пачишин.
– Солда-а-аты, сделайте что-нибудь! – взмолился он, обращаясь к бегущим навстречу бойцам.
Бойцы недавнего призыва испугались грозных воплей майора и, остановившись, отдали ему воинское приветствие.
– Идиоты-ы-ы, – проорал удаляющийся со скоростью ветра майор, а бойцы погарцевали за ним.
Так, вроде на землю грохнулись все. Куполов в небе не видно, никто не завис. Пора выдвигаться на пункт сбора. Группу я собрал только через час. Офицеры-разведчики после приземления выглядели не лучшим образом. Ромашкин, найдя на площадке приземления единственную покрытую ледком лужу, добросовестно в нее приземлился, пробил ледяную корку и знатно извазюкался. Пачишин, вдоволь накатавшись на пузе, исцарапал себе все лицо и руки. «Начфиненок» приехал к пункту сбора на старинном мотороллере с прицепом и каким-то пьяным дядькой. Остальные были более-менее в норме. Лейтенанта отругали за использование транспорта, захваченного у пьяного «мирного жителя»; нетрезвого крестьянина усадили за руль и отправили подальше. Мужичок, так и не проснувшись, уехал куда-то в чистое поле, выехал на площадку приземления и начал выписывать по ней круги, мешая десантированию личного состава.
Грузы свои нашли довольно быстро, даже без поисковых приемников, благодаря наличию явственного «разведпризнака» – трех старослужащих солдат, сидевших на охране. Бойцы от скуки развели костер неподалеку от площадки приземления. Устроив «мини-блокпост», тормозили мимо пробегающих после приземления молодых разведчиков, обыскивали их на предмет сигарет и допрашивали на всякий случай о причастности к иностранным вооруженным силам, партизанским формированиям и сексуальным меньшинствам.
Когда надевали рюкзаки и распаковывали оружие, доктор успел намазать исцарапанного Пачишина зеленкой во всех местах. Особенно красивыми и художественными получились уши.
– Это тебе за Бэтмена, – ехидничал Пиотровский. – У меня хоть костюм, а ты сам – как гоблин из «Мишек Гамми».
Ромашкин, увидев зеленую физиономию, тут же «заревновал» и начал раскрашивать себя «Туманом». Братья-моряки прилаживали на грудь радиостанции и пытались всучить лейтенанту раскладывающуюся антенну в чехле, выдавая ее за палку сухой колбасы.
Пока все перепирались и готовились к движению, я достал карту с отмеченными контрольными точками, посчитал всяческие склонения, наметил ориентиры и взял азимут на первую точку. GPS-навигатор в группе был у Лени Ромашкина, поэтому ему пришлось возглавить головной дозор. В паре с ним шел «начфиненок». Два техника шли связующим звеном, в ядре – я с братьями, а в тыловом дозоре в гордом одиночестве оставался флегматичный Аллилуев.
До наступления ночи нам предстояло пройти около пятнадцати километров и дать два сеанса связи, один из которых – обязательный двухсторонний. Первый сеанс связи я собирался устроить после того, как пройдем хотя бы первую контрольную точку. Необходимо было доложить об успешном «выводе» и о том, что приступили к выполнению задачи.
Интересно, а какие сюрпризы нам подготовили «спортсмены»? Парни там, несмотря на свой «юный» возраст, достаточно серьезные, а командир группы уже «откатал» пару командировок. Могут где-нибудь на переходе выставить засаду, или натыкать сигнальных мин, или еще каких-нибудь «ловушек». Надо мозгами пошевелить. На контрольной точке обычно сидят какой-нибудь штабной «оператор» и парочка бойцов. Офицер выставляет в контрольной карточке командира группу цифр, в которой зашифрована отметка о прохождении и время. Все собранные на контрольных точках числовые группы надо передать при обязательном двухстороннем сеансе. После передачи групп, на сеансе связи разведчики получат от Центра зашифрованное сообщение, в котором будет указан дальнейший порядок действий. А до подхода к первой точке у нас еще один сеанс связи. Одна из важных составляющих оценки группы на учениях – это количество зафиксированных двухсторонних сеансов. Чем больше сеансов дали, тем лучше. Командир «спортивной» группы это прекрасно знает и, скорее всего, будет нам «засаживать» где-нибудь после третьей контрольной точки при проведении ОДС. Леня Ромашкин пер в головном дозоре, как паровоз по рельсам, изредка сверялся с навигатором, чуть корректировал движение и несся дальше, зыркая по сторонам и подавая связующему звену условные знаки. Связующее звено, пыхтя и негромко матерясь, увидев очередной условный знак, возмущалось:
– И что он этим хотел сказать? Помахал нам ручкой, как женщинам легкого поведения, и убежал, повиливая задом… – Леня, ты что там машешь, а?! – орали они Ромашкину, идущему далеко впереди.
Леня останавливался, показывал пару неприличных жестов и снова уходил. Техники, вспомнив о том, что они «техническая интеллигенция», вызвали по радиостанции головной дозор и попросили лейтенанта присматривать за пулеметчиком Леней, дабы тот совсем не «запартизанился». Лейтенанту на свежем воздухе похорошело, и он пер за Ромашкиным, поглядывая по сторонам и радуясь жизни и отсутствию комбрига в изгаженном прыжковом шлеме.
Где-то невдалеке послышался шум бронетехники – наверняка мотострелки гнали свою колонну куда- нибудь на полигон. По сигналу дозора группа остановилась, и мне пришлось переться вперед. Леня лежал на гребне пригорка и рассматривал что-то в бинокль.
– Командир! Наблюдаю развертывающуюся колонну противника численностью до мотострелковой роты. Предположительно – готовятся к прочесыванию местности. Предлагаю оставить меня для прикрытия основных сил группы – я геройски погибну, но всех спасу, – доложил возбужденный Леня.
– Херушки тебе – героически погибнуть! А мы что потом с твоим трупом будем делать? Я, конечно, дам команду, чтобы сперва над тобой надругались, а потом расчленили для удобства переноски, но пока давай понаблюдаем.
Ромашкин скуксился – ему страсть как хотелось повоевать. Отметив на карте координаты колонны, я дал команду продолжать наблюдение. Артемьевы быстренько развернули радиостанцию и начали «прокачивать» связь. Отработали довольно быстро, передали на Центр радиограмму об успешном выводе и об обнаружении противника. Технари, довольные неожиданной остановкой, наплевав на скрытность, начали разводить костер и пытаться вскипятить воды, дабы запарить китайской лапши и утихомирить свои озверевшие на свежем воздухе желудки. Доктор флегматично обматывал куском бинта ствол своего автомата и наверняка мечтал о теплом медпункте. Лейтенант с интересом посматривал на складывающийся штырь антенны, который братья-связисты пытались выдать за «сухую колбасу». Унюхав запах костра, я оторвался от наблюдения за мотострелками и пошел наводить порядок среди распоясавшейся «технической интеллигенции».
– Эй, блин, вам чего здесь – парковая зона? Развели кострище, демаскируете нас дымом! Сейчас сюда пехота примчится, и отдубасят нас автоматами по самым интимным местам.
– Мы – люди тонкой душевной организации, нам все время пища как духовная, так и быстрого приготовления положена; мы себя уже изменить не можем, нас такими зампотех воспитал, – ответил Пиотровский, приоткрыв крышку пластиковой коробки и с умилением нюхая ароматный пар.
– Да-да, а что мы можем поделать? – развел руками Пачишин и почесал зеленое «гоблиновское» ухо.
Два техника попросились вместе с Ромашкиным «геройски погибнуть», прикрывая отход наших основных сил. Теперь осталось, чтобы на «геройскую смерть» напросились близнецы, лейтенант и доктор – и я окажусь совсем один. Все остальные сгинут в огне холостых выстрелов, прикрывая мой отход и пожирая чудеса китайско-корейской кулинарии.
– К нам идут! – закричал Ромашкин и замахал руками.
Я галопом выполз на гребень. Черт, пехота, спешившись с брони и развернувшись в цепь, мелкими перебежками направлялась в нашу сторону.
– Подъем, желудки! – завопил я. – Леня, давай бегом по азимуту, подъем-подъем!
– Кинематографично! – восхитились братья, прилаживая на грудь радиостанции.
– А потом он уйдет в агентуру и сбежит в Великобританию, – непонятно к чему добавил доктор.
Первую и вторую контрольные точки мы прошли довольно быстро. Офицеры, сидевшие на них, поведали нам, что «спортсмены» оторвались от нас где-то часа на два. При подходе к третьей контрольной
