На околице села сохранилась церковь XVIII века. Сколько мы ни пытались, будучи впоследствии в селе, разыскать следы от страны Пошехонской, все было тщетно, а когда-то:
«Местность, в которой я родился и в которой протекло мое детство, даже в захолустной пошехонской стороне, считалось захолустьем. Как будто она самой природой предназначена была для мистерий крепостного права. Совсем где-то в углу, среди болот и лесов, вследствие чего жители ее, по- простонародному, назывались «заугольниками» и «лягушатниками», — так свидетельствовал сам писатель.
Ни в селе Спас-Угол, ни в имении матери писателя — селе Ермолине, расположенном неподалеку, к глубочайшему сожалению, не сохранилось домов, связанных с жизнью Михаила Евграфовича. Поэтому вы можете представить себе наше волнение, когда смотрительница музея, заинтересовавшись тем, что мы так дотошно рассматриваем старинные фотографии салтыковских мест, посоветовала нам пойти и посмотреть здесь же, в Талдоме, ныне здравствующий господский дом из Ермолина! Именно этот дом изображен крепостным художником-резчиком на инкрустированной «красными» породами дерева картине, помещенной в экспозиции. Но каким образом сохранилось до нашего времени и в 1926 году было перевезено за двадцать верст в Талдом громоздкое сооружение, состоящее из основного двухэтажного дома о двадцати окнах по фасаду и двух флигелей с башнями?
Мы пошли по адресу, и все оказалось верным. Огромное бревенчатое здание занимает сейчас Талдомский райвоенкомат. Ермолинский дом выдержал схватку со временем, но потерял свой лоск. Исчезли шпили на крышах флигелей, наличники на окнах.
Многое пережил ермолинекий дом, но выглядит еще довольно исправно. Судя по маркировке бревен (перед разборкой сруба бревна венцов метили цифрами, а в древности насечками, для последующей сборки), после перевозки замен в срубе немного. Там, в Ермолине, дом был обшит тесом и, как изобразил крепостной художник, выкрашен в малиновую краску. Теперь обшивка сохранилась только на угловых башнях, а на срубе следы врубок от кронштейнов и подзоров напоминали о былом наряде ермолинского дома.
Мы расставались с ним, твердо уверенные, что со временем этот живой свидетель крепостнического уклада жизни, так мастерски описанной Салтыковым-Щедриным, вернется на свое место и положит начало первому в Подмосковье мемориальному музею великого сатирика. Со временем будет восстановлено и родовое гнездо Салтыковых в селе Спас-Угол. Все эти места и усадьбы великолепно, с исчерпывающими подробностями описаны в 'Пошехонской старине», в «Господах Головлевых», в знаменитой «Истории города Глупова». К тому же в Талдомском краеведческом музее сохранились картины и фотографии, изображающие эти памятные дома.
Сколько же достопримечательных мест в Подмосковье, оставляющих такое сильное впечатление, что и проходящее время не стирает их в памяти. Видно, никогда уже не забыть нам села Ратмина на стрелке у слияния Дубны с Волгой. Ведь именно в таких местах над «вечным покоем» селились первые племена человеческие. Именно здесь после весеннего половодья вымывает на берег предметы древних культур: то черепок чернолощенного горшка, то бронзовое колечко, то стершуюся монету. И вот уже целую домашнюю коллекцию, собранную деревенским сорванцом, показывает нам его мать в крайнем от церкви шестистенке, рассчитанном на большую семью, да улетели дети из родительского гнезда. Ратмино — село небольшое. Всего лишь десяток шестистенков, часть которых поновлена. Большинству из них более ста лет. Особенно примечателен дом № 3 с тесовой кров-лея. Его дверные колоды рублены по старинке, полотнища на шпонках. Дом четко делится на теплую зимнюю часть с русской печью и, через сени, летнюю — холодную. Правда, в холодной половине уже стоит печь-голландка.
В сенях дома, как и полагается по старинному заводу, устроен чулан с косящатыми колодами и кованой личиной замка на двери.
На тулове печи сохранилась скоба. В нее вставлялась лучина. Сохранился еще крепкий рубленый под опечья, или же, как его по-другому называют, «рассадник».
Представьте себе осенний долгий вечер. За стенами стонет ветер, а в избе пышет жаром печь… Помните, как у Есенина?
Замерло тихое Ратмино при слиянии двух рек, будто специально созданное природой для отдыха от ритмов городской жизни. И как приятно было узнать о решении разместить здесь детвору. Пусть над стрелкой раздаются ребячьи голоса, пусть их гомон потревожит тишину старинного сельца. За Ратмином новая жизнь. И мы наяву видим на косогоре изволока запыхавшегося от быстрого бега подростка, вдруг остановившегося, оглядевшего эти удивительные места и, может быть, впервые сердцем понявшего прекрасное слово «Родина!».
Мы уходили низким пойменным берегом дубнинского притока Сестры к селу Медведева Пустынь. Старинные названия сел и деревень еще сохранились в Подмосковье. Будто тайный от нас смысл содержат они в себе. Местные жители произносят их заученно, по привычке, не вдаваясь в значение, а ведь каждое название имеет свою историю.
Стоял когда-то в древности на берегу Сестры монасты-рек-пустьшь, не богат, не велик. Подобные обители во множестве существовали по лесам, берегам озер и рек Древней Руси. Выбрать красивое место монахи умели, строительного рвения им было не занимать, но не каждой обители везло в благоустройстве. Необходим был сильный покровитель от мира сего.
Так и жила бы Медведева Пустынь, украшая скромными деревянными постройками берег Сестры, не случись в ее истории событие, повлекшее за собою расцвет обители.
В 1553 году по пути в северные монастыри-крепости Медведеву Пустынь посетил Иван Грозный. То ли монахи ему приглянулись, то ли место обворожило грозного царя, как бы там ни было, но после путешествия отпустил московский государь большие средства на постройку здесь каменного собора. Он до сих пор стоит на высоком правом берегу Сестры, напоминая о Руси XVI века.
В 1809 году к собору (монастырь к этому времени не обзавелся достойным покровителем, захирел и был упразднен) перевезли из соседнего села Дорохова деревянную церковь. Она и сейчас стоит поодаль от собора.
Деревянные церкви на рубеже XVIII–XIX веков строились «на каменное дело» и по формам не отличались от кирпичных построек в стиле классицизма. Бревенчатые срубы четверика и восьмерика дороховской церкви обшиты тесом, окрашены охрой, и издалека вряд ли примешь это сооружение за деревянное.
Может быть, до перевозки церковь и содержала в себе нечто от облика плотницких строений XVII столетия. Но естественно, во время сборки на новом месте она приобрела черты господствующего стиля в зодчестве того времени. Ее обшили тесом и снаружи и внутри, лишь косящатые двери с коваными замками напоминали о ее возрасте.
Стоят ныне на угоре три архитектурных памятника: собор, колокольня и деревянная церковь, каждый повествуя о своем времени, а вместе — сохраняя название увянувшей в истории Медведевой Пустыни.
Подъезжая к Рогачеву, мы увидели за поворотом силуэт то ли горы, то ли пирамиды, угрюмо возвышающейся над обозримым миром полей и лесов. Мы узнали его — грандиозный, увеличенный до чудовищных размеров собор Рогачева. Он подавил все село. Улицы села с трепетом обходят по сторонам гиганта, На главной площади Рогачева, довольно просторной, но кажущейся миниатюрной рядом с псевдовизантийским храмом, стоят одновременные две-три земские кирпичные постройки — никчемные кубики, брошенные за ненадобностью возле каменной горы. Если бы не этот храм — яркая иллюстрация архитектурного безвкусья прошлого века, то село Рогачево, пожалуй, даже красивое. Правда, застройка улиц села обычная.
Вернуться в Москву из Рогачева можно по трем автобусным направлениям: через Клин, через Дмитров либо минуя станцию Лобня. Все эти дороги до транзитных пунктов идут по холмам. Леса то подступают к шоссе, то убегают к дальнему горизонту, и тогда перед глазами возникают просторные поля.
Но все же путь на Дмитров более интересен. Всего в двух километрах от Рогачева вдоль старинного
