— Миссис Бартон, как приятно наконец встретить вас! Я Джулия Макмиллан, коллега Рона. Мы несколько раз говорили с вами по телефону.
Джейн пожала ей руку.
— О, конечно. Мне тоже очень приятно.
— А это, очевидно, Габриэлла? Рон рассказывал, что она самая прелестная девочка на свете, и я, пожалуй, согласна.
Джейн пыталась сохранить на лице улыбку.
— Можно, я войду? — тихо промолвила Джейн.
Джулия бросила взгляд на аппаратуру, где все еще мигал красный огонек, означавший, что телефон Рона занят.
— Да, пожалуйста. Только советую не делать резких движений — вполне можете лишиться головы.
Джейн нахмурилась.
— Он в плохом настроении?
— О, нет. Плохое настроение в последнее время стало нормой. Сегодня с ним просто невозможно разговаривать.
Мисс Макмиллан вернулась к столу и села.
— Может быть, какое-то очень сложное дело?
Джулия странно посмотрела на Джейн.
— Именно так. Позавчера суд присяжных вынес оправдательный приговор вопреки ожиданиям всех, включая и Рона. — Она пожала плечами, внезапно смутившись. — Но вам, конечно, известно обо всем лучше, чем мне.
Джейн улыбнулась в ответ так, как она улыбалась своим пациентам, когда нечего было сказать.
— В сущности, я ничего об этом не слышала. Мы оба так заняты, а потом, знаете, маленький ребенок…
Мисс Макмиллан снова смутилась.
— Конечно.
Постучав в дверь кабинета, Джейн медленно приоткрыла ее. Рон сидел за огромным столом красного дерева и, прижав правым плечом к уху телефонную трубку, левой рукой лихорадочно что-то записывал в желтый блокнот.
Его хмурое лицо мгновенно стало отстраненно холодным, когда он увидел Джейн, а ей показалось, будто у нее перед носом захлопнули дверь.
— Да, черт побери, я буду свидетельствовать, — прорычал он в трубку, не спуская глаз с жены и ребенка. — Да, конечно, я видел синяки на теле обоих мальчиков, и они не могли получить их, играя с собакой.
Джейн, поколебавшись, села на один из кожаных стульев, стоявших для удобства посетителей недалеко от стола. Габриэллу она пристроила на коленях и убедилась, что девочка снова уснула.
— Да, хорошо, я подожду.
Рон бросил ручку на стол и откинулся в кресле. На нем была рубашка в желтую и коричневую клетку с длинными рукавами, на одном из которых он закатал манжету. Старые джинсы местами совсем побелели. Ярко-оранжевый галстук с завязанной петлей висел на абажуре настольной лампы.
— Добро пожаловать в мой кабинет. — Он иронично улыбнулся.
Эту улыбку Джейн просто ненавидела.
— Если бы я знал, что ты придешь, то навел бы здесь порядок.
— Если бы ты знал, что я приду, то постарался бы удрать куда-нибудь подальше отсюда, как делал в последнее время.
Кожа на его скулах побледнела и стала почти серой, но он сдержался.
— Я полагал, так лучше для нас обоих.
— Это второе твое единоличное решение после того, как ты переселился в гостиную.
Прежде чем он успел ответить, человек на другом конце провода снова заговорил.
Ожидая конца беседы, Джейн осматривала просторный кабинет Рона. Как утверждает наука психология, вещи, которыми человек окружает себя, позволяют судить о его характере. В случае с Роном это было очевидно. Кто еще, кроме него, мог выбрать кабинет с глухими кирпичными стенами, недосягаемо высоким потолком и поцарапанным паркетом?
Джейн внимательно разглядывала пейзажи на стене, когда Рон наконец повесил трубку.
— Прости, что заставил тебя ждать.
— Ничего. Если я забыла предупредить тебя раньше, то сообщаю сейчас, что беру отпуск на эту неделю.
— Ты не забыла.
Рон подвинулся вместе со стулом и дотронулся до бутылки с виски и стакана, которые держал в нижнем ящике стола.
Открыв бутылку одной рукой, он налил себе — этому Рон обучился достаточно хорошо. Так же, как водить машину, одеваться и готовить еду. Но кое-что для него все-таки оставалось недоступным.
— Что сказал доктор?
— Что у нашей маленькой девочки отличное здоровье, что она быстро набирает вес и вообще все в порядке. Приглашает через три недели для первой прививки.
Рон поморщился.
— Звучит страшновато.
— Иногда легкая боль полезна, — прошептала Джейн.
Он допил виски и задумался, налить ли еще, но тут же напомнил себе, насколько дурацкая это идея. После спиртного он слишком много говорит о своих проблемах.
Аккуратно убрав бутылку и стакан, Рон захлопнул ящик стола.
— Предварительное слушание дела Джекобса отложено на девятнадцатое августа. Я собираюсь присутствовать.
Через две недели, прикинула Джейн. В их теперешней ситуации это целая жизнь.
— Наверное, я тоже должна там быть?
В ответ он лишь слегка передернул плечами.
— Если хочешь, хотя в этом нет особой необходимости.
Джейн посмотрела на спящую дочурку. Габи была такой маленькой и такой трогательно совершенной. Сердце замирало при одной мысли о том, что пришлось бы отказаться от нее, если бы их брак оказался неудачным.
— Рон, ты хочешь развестись?
— Нет, а ты?
Сухость тона заставила Джейн поднять глаза. Он был очень вежлив, но держался отстраненно с того самого утра, когда увидел, как она смотрит на его шрамы.
С тех пор он отвергал все ее попытки сломать стену, которую воздвиг между ними. Джейн убеждала себя, что не имеет права судить его, так как не была в его шкуре, не испытывала унижения от любопытных взглядов и необходимости просить помощи у каждого встречного. Она повторяла себе, что не должна быть нетерпеливой и злой, но иногда так хотелось стукнуть его по башке, что Джейн с трудом сдерживалась.
— Я даю тебе еще месяц, — сказала она пугающе мягким голосом. — Делай все, что считаешь нужным, убеждай себя, что я бесчувственная дрянь только потому, что позволила себе так сильно отреагировать на боль близкого человека. Отсиживайся в гостиной, спи один, если тебе так легче. Ты получаешь мое разрешение еще тридцать дней жалеть себя сутками напролет, если это сделает тебя счастливым.
У Рона дрогнула щека.
— Ну а потом? Что будет потом?
Прижав к себе Габи, Джейн встала.
— А потом у тебя будет выбор: или мы разводимся, или ты перестаешь вести себя, как эгоистичный
