отправляемые в Москву из лондонской резидентуры. Для одних агентов я был «Питер», другие называли меня «Джорджем» и т. д. Каждая группа оперативников знала меня под определенной кличкой.

— Теперь, Юрий Иванович, действуйте самостоятельно, — сказал Коровин, выходя из кабинета и закрывая за собой дверь.

В ночь перед тем, как отправиться на первую встречу, я спал крепко, хорошо зная себя: чем сильнее опасность, тем спокойнее я становлюсь. Я уже точно продумал, что именно следует спросить у моего будущего агента. Тем не менее, я хорошо понимал, что самое главное на первой стадии знакомства — это создать благоприятную атмосферу для дальнейшей работы.

Но душа моя была неспокойна. Я все-таки испытывал тревогу перед встречей с этим человеком, который был значительно старше и неизмеримо опытнее меня. И в то же время ликование, казалось, охватило меня всего. Я отдавал себе отчет в том, что работа моя связана с большим риском, но был уверен, что не ошибся, избрав карьеру разведчика, пусть пока только «винтика» в огромной машине московского Центра.

В это утро погода в Лондоне была особенно сырой и промозглой. Я вышел из дома рано и отправился, как обычно, в советское посольство. Навстречу мне двигались толпы спешащих в свои офисы бледных и насквозь промокших прохожих. И, глядя на них, я теперь уже не сомневался, что вписываюсь в эту общую картину, ничем не выделяясь. Лондонцы, простые рабочие и служащие, не обращали на меня никакого внимания.

В посольстве я поработал до обеда и пошел в столовую один, чего, как правило, никогда не делал раньше. Почему? Я не знаю, но мне как-то не хотелось разговаривать с сослуживцами. Мои мысли сосредоточились на предстоящей встрече, хотя на первый взгляд она не представлялась такой уж важной. Мне, собственно, нечего сказать «Карелу», а у него не могло быть пока ничего особенного для меня. Это — просто первая встреча, и даже не с глазу на глаз, а в присутствии Миловзорова, и все же — мое первое активное задание в Лондоне.

После обеда я пошел в кино. Сеанс окончился где-то около шести вечера, и на улице уже стемнело. Моросил мелкий ледяной дождь. Я поднял воротник плаща, глубже надвинул на уши шляпу и стал похож на настоящего конспиратора. Казалось, все прохожие, шедшие мне навстречу, догадывались, что я — шпион. На самом же деле, англичанам, вобравшим головы в плечи под моросящим дождем, не было никакого дела до Юрия Ивановича Модина, младшего офицера КГБ, вышагивавшего на свою первую встречу с английским агентом.

За два часа я проделал весь тот мучительный путь, который предварительно разработал: пересек несколько жилых районов, улиц и площадей, на которых даже малому ребенку не трудно было бы засечь наблюдателя, если бы таковой появился. Одно из моих неукоснительных правил — постараться выбрать улицу с тротуаром, расположенным только по одной стороне. Что это мне давало? Ну, например, я иду по такой улице, затем, пройдя полдороги, неожиданно поворачиваю и возвращаюсь обратно. Если за мной прилепился «хвост», он окажется перед выбором: быстро перейти на противоположную сторону и тем самым обнаружить себя; столкнуться со мной лицом к лицу или же принять более благоразумный вариант — обойти пару кварталов и постараться обнаружить меня. Но это даст мне достаточно времени, чтобы оторваться от слежки.

Пройдя запланированную часть пути пешком, я спустился в метро, вышел на одной из станций и широкими концентрическими кругами стал приближаться к месту встречи — популярному бару в Западном Лондоне. Но мне этот бар был незнаком, и как только я увидел его впечатляющую дверь, окна с зарешеченными стеклами и уютный, ярко освещенный интерьер, то остро почувствовал, что место это мне вовсе не нравится: мы будем здесь явно на виду. Бар был выбран Миловзоровым, которому, скорее всего, хотелось использовать эту встречу, как последний шанс хорошо провести время в удобной пивнушке за казенный счет.

Было уже восемь вечера, а я, постоянно проверяясь, все еще устало шагал по соседним улицам. Наконец, убедившись, что слежки за мной нет, спокойно вошел в бар. Оглядевшись, еще раз убедился, что мои подозрения не безосновательны: встречаться с агентами в подобных местах крайне рискованно. Дело в том, что лондонские пивные бары — это по-существу клубы, которые посещают завсегдатаи, хорошо знающие друг друга в лицо. Я мог ходить по улицам, не привлекая ничьего внимания, но в баре дело обстояло иначе. Тут я чувствовал себя неловко, во мне легко было распознать иностранца, совершенно не привыкшего к таким местам. Я никогда не узнаю, какова будет реакция того или иного посетителя, если, конечно, когда-нибудь не получу доступа к английским разведывательным архивам (а дело на меня, я в этом уверен, конечно же там есть). Итак, войдя в бар, я почувствовал, что все посетители пристально рассматривают меня, причем довольно недоброжелательно.

И хотя Коровин показывал мне фотографию Кэрнкросса, я не был вполне уверен, что узнаю его в баре. Я поискал глазами самый темный уголок и по пути заказал у стойки кружку пива. Только я уселся, вижу — идет Миловзоров, а впереди него человек в старом плаще, лет тридцати пяти, в нем я сразу признал нашего агента.

Они выбрали себе столик. Тогда я встал и присоединился к ним.

Глядя на них, мне стало ясно, что эти двое плохо подходят друг к другу. Миловзоров, мрачный, раздражительный человек с плохим характером, редко бывал в хорошем расположении духа, а в этот вечер выглядел еще угрюмее, чем всегда. Он избегал встречаться со мной взглядом и разговаривал только с Кэрнкроссом.

— Это Питер, — сказал он, кивнув, наконец, на меня. — Отныне он будет вашим связным. Работник проверенный и пунктуальный. Желаю обоим всего наилучшего.

С этими словами он поднял свою рюмку, выпил ее до дна, поднялся и неловкой шаркающей походкой вышел из бара, оставив нас двоих, с каким-то чувством неловкости оглядывающих друг друга.

Так продолжалось несколько минут, в течение которых я попытался составить свое впечатление об этом человеке. Джон Кэрнкросс был типичным шотландцем, довольно высоким, с костистым лицом и бегающими глазами. Я по опыту знал, что хорошо воспитанные люди неизменно обладают несколькими чертами, которые выделяют их из толпы: ботинки у них выглядят так, как будто их только что почистили; рубашки могут быть поношенными, но воротнички жестко накрахмалены; на брюках, даже если они потрепанные, всегда бросается в глаза «стрелка». У Кэрнкросса не было ни одной из этих черт. Кроме того, я сразу заметил, что он близорук, хотя и ходит без очков.

Я подавил в себе желание задать ему несколько вопросов, зная, что это неуместно и несвоевременно. Для проформы мы выпили по паре кружек пива, поговорили о каких-то пустяках, как это обычно делают благовоспитанные, впервые встретившиеся люди, которым нечего особенно сказать друг другу.

Наша беседа не имела профессионального характера, так как я не знал, как приступить к делу, хотя это и было единственной целью нашего пребывания в баре. Бывает иногда такое состояние, когда не знаешь, что сказать человеку, недостатки которого хорошо известны. Это похоже на первое свидание мужчины и женщины, которые мало знают друг друга, думают об одном и том же, а нужных слов не находят. Кэрнкросс был совершенно спокоен, я тоже не терял присутствия духа, но при этом чувствовал, как его быстрые глазки профессионально оценивают меня. Я был отнюдь не первым его связным, а по крайней мере третьим или четвертым. Он, казалось, сравнивает меня с ними. Я чувствовал себя новичком под его пристальным взглядом и подумал, что хотя он и старше меня всего лишь лет на девять, но несомненно опытнее.

Не было смысла затягивать встречу и задерживаться в заведении, где в любую минуту нас мог заметить кто-нибудь из знакомых. Несмотря на профессиональную выдержку, в душе у меня все кипело. Надо же было поставить меня в положение, когда я так бросаюсь в глаза. Для себя я уже твердо решил, что впредь никогда не буду встречаться с агентами в барах. То, что по одежде я не отличался от англичанина, не имело к делу никакого отношения: я мог бы вырядиться в шотландскую юбку, и все равно никто бы не принял меня за шотландца.

Кэрнкросс и я поставили свои кружки на стол одновременно. Перед тем как распрощаться, я назначил место и время нашей следующей встречи — восемь часов вечера на Хэммерсмит Гров, 12 марта 1948 года.

За месяц вперед я уже разработал точный план, по которому мне следовало добираться к месту назначенной встречи, и, предварительно побеседовав с Коровиным, отрепетировал его несколько раз. Моей

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату