это, и когда увидел, как он держит её руку, я догадался, какова его единственная цель в жизни.
На поясе у Агнес висела миниатюрная плетеная корзиночка, в которой она хранила ключи, и вид у неё был степенный, скромный, подобающий хозяйке такого старинного дома. Мило улыбаясь, она выслушала рассказ отца обо мне и, когда он закончил его, предложила моей бабушке подняться наверх и посмотреть мою будущую комнату. Мы отправились все вместе, предшествуемые Агнес. Комната была чудесная, старинная – тоже с дубовыми балками, с оконными стеклами ромбической формы, и сюда тоже вела лестница с широкими перилами.
Я не могу припомнить, где и когда в детстве, я видел в церкви окно с цветными стеклами. Не помню я и сцен, изображенных на витраже. Но знаю, что, когда я увидел Агнес, поджидавшую нас наверху в полумраке старинной лестницы, я подумал об этом окне; и знаю ещё, что с той поры я всегда связывал его мягкий и чистый свет с Агнес Уикфшщ».
Дэвид и Агнес стали близкими друзьями. Она была для него источником комфорта, понимания, истинного сочувствия и дружбы. «В любви, в радости и печали, в надежде и разочаровании – словом, во власти любого чувства – сердце мое невольно обращается к ней и там находит свое пристанище и лучшего друга».
Агнес всегда имела духовное влияние на Дэвида. Вот как он сам пишет об этом: «Когда я писал Агнес, сидя у открытого окна в чудесный вечер и вспомнил её ясные спокойные глаза и кроткое лицо, при этом воспоминании такой мир и покой снизошли на мою смятенную и взволнованную душу… что я расплакался». Однако, хотя он и знал Агнес с самого детства, хотя он и преклонялся перед ней с того момента, как впервые её увидел, и хотя он и чувствовал, что только она одна может дать ему дружбу и понимание, он безумно увлекся не Агнес, а Дорой.
Дора представляет человеческую сторону нашего идеала, сторону, которая очаровывает, покоряет и пробуждает необыкновенную нежность в сердце мужчины и желание защищать и ограждать. Дэвид описывает её следующими словами:
«Я видел перед собой существо неземное. Это была фея, сильфида, не знаю кто, – нечто, чего никто никогда не видел и о чем все мечтают… У неё был невыразимо нежный детский голосок, заразительный детский смех, милые очаровательные детские ужимки, и от всего этого юноша мог потерять голову и стать её рабом. И вся она была так миниатюрна! А потому ещё более мне дорога… Когда я увидел, как она прижала цветы к крохотному подбородку с ямочкой, я потерял присутствие духа, дар речи…»
Её детские манеры, её милые маленькие прихоти и капризы, её девическое доверие ему, её абсолютная зависимость от заботы о ней со стороны близких привлекли рыцарское сердце Дэвида. Она пленила его.
Несмотря на то, что Дэвид испытывал подобные чувства к Доре, ему недоставало комфорта, понимания, признания и духовного влияния Агнес. Он говорит Агнес: опереться «на Дору трудновато… я не хочу сказать, что на неё нельзя опереться, потому что она – сама верность и чистота, но… трудновато… Она робкое существо, и её легко смутить и испугать… Когда вас не было со мной, Агнес, чтобы с самого начала дать мне совет или одобрение, я как будто терял голову и попадал из одного затруднительного положения в другое. Но как только я приходил наконец к вам (а я всегда приходил), на меня нисходил мир, и я обретал счастье».
Еще одним слабым местом Доры было ведение домашнего хозяйства: «Наше беспорядочное хозяйство осталось без изменений». Дора не умела ни вести хозяйство, ни управляться с деньгами, ни готовить. Дэвид купил ей дорогую кулинарную книгу, но Дора приспособила её для игры со своей собачкой.
Живя в браке с Дорой, он продолжал её любить. Она восхищала и удивляла его, и он испытывал к ней самые нежные чувства. Но эта любовь не была полной, и он не был до конца счастлив. «Знакомое тяжелое чувство тяготело надо мной… Пожалуй, оно даже углубилось, но оставалось таким же неясным, как и раньше, и преследовало меня, словно печальный музыкальный мотив, звучавший где-то далеко в ночи. Да, я горячо любил свою жену и был счастлив, но это было не то счастье, о котором я когда-то мечтал, – и мне всегда чего-то не хватало…» Дэвид признается: «Иногда мне хотелось, чтобы моя жена была мне советчиком с характером сильным и решительным, поддерживала меня, направляла и обладала способностью заполнить пустоту, которая, казалось мне, возникала вокруг меня».
Дальше в этой истории Дора умирает, и Дэвид обращается к Агнесс. Вступив в брак с Агнес, Давид испытывает настоящий мир и счастье. Она заполняет пустоту в его жизни. Она была превосходной хозяйкой и проявляла истинное понимание по отношению к нему. У них были дети и чудесная семейная жизнь. Он любил её, но и здесь ему чего-то недоставало. Будучи женат на Агнес, он часто предавался воспоминаниям о Доре. В мыслях о ней он писал: «Привлекательность Доры оставила такое сильное впечатление в моей памяти… Возвращаясь назад, к тому времени, о котором я пишу, я призываю невинный образ, так нежно мною любимый, выйти из тумана прошлого и хотя бы ещё раз обратить на меня свой лучистый взор».
Однажды его маленькая дочь прибежала к нему с колечком на пальце. «Хорошенькая безделушка с голубыми камешками так связана в моей памяти с ручкой Доры, что вчера, случайно увидев похожее колечко на пальце моей дочери, я почувствовал, как у меня защемило сердце».
Чувство, которое Дэвид испытывал к Агнес, было подобно преклонению. Она оказывала на него духовное влияние. Она приносила ему мир и счастье, а без неё он, казалось, «терял голову и попадал из одного затруднительного положения в другое». Думая о ней, он «не мог удержаться от слез облегчения». Она была частью его самого «как один из элементов моего существа».
Чувство, которое Дэвид испытывал к Доре, было другим. Она восхищала и удивляла его. «Это была фея, сильфида, не знаю кто, – нечто, чего никто никогда не видел и о чем все мечтали». Изящество и живость всех её манер вызывали в нем непреодолимое желание защищать и охранять её.
Я хотела бы подчеркнуть, что Дэвид Копперфилд испытывал два различных типа любви к этим двум женщинам. Он по-своему любил Агнес, но эта любовь была не настолько сильной, чтобы привести его к браку. И хотя этот тип любви приносит мужчинам величайший мир и истинное долговечное счастье, это ещё не совершенство любви.
Любовь к Доре была сильной, напряженной и истощающей. Когда Дэвид думал о ней, он чувствовал себя в сказочной стране, пленником и рабом. Этот тип любви, однако, тоже не был совершенным. Дэвид не был по-настоящему счастлив, что становится ясно из его слов: «Да, я горячо любил свою жену и был счастлив; но это было не то счастье, о котором я когда-то мечтал».
Дэвид Копперфилд никогда так и не испытал полного удовлетворения от любви, поскольку его чувства вдохновлялись двумя разными женщинами. Ни одна из них не была полным идеалом, о котором мы говорим, поэтому ни одна из них не могла вызвать его любовь в полном смысле.
Если бы Агнес обладала девическим очарованием Доры, её восхитительной «детской» манерой поведения и её зависимостью от мужчин, от их защиты и руководства, Дэвид никогда в жизни не женился бы на другой. Его преклонение перед Агнес переросло бы в искреннюю любовь, в желание защищать и охранять. С другой стороны, если бы у Доры было сочувственное понимание, умение ценить его высокие идеалы и глубина характера, которой обладала Агнес, если бы она обеспечила ему уютную семейную атмосферу, безумное чувство Дэвида к ней превратилось бы в вечное восхищение и любовь. Но ни одна из них, к сожалению, не представляет собой полноту нашего идеала. Каждая из них допустила ошибки, каждая из них завоевала и потеряла Дэвида, но в некоторых отношениях каждая из них все же достойна подражания.
У Агнес было четыре выдающихся качества, и все они из ангельской области нашего идеала.
1. У неё
