девахой, кляня обоих Сильвестровских, которым больше заняться нечем, и себя дурака. Одним словом, изображал запозднившегося выпивоху, который еле тащится, запинаясь нога за ногу, сам не зная куда, и бормочет себе под нос полусонно.
Деваха впереди несколько раз оскальзывалась, чуть не падая в сточную канаву, бурлящую дождевой водой, и на всяком перекрестке поворачивала вправо. Малой удивлялся, про себя прикидывая, что эдак они за час обойдут весь Торговый квартал по кругу, вернувшись в конце к тому же крыльцу. Он даже задумался было, уж не обнаружила ли его смуглянка, но тут девица как раз дошла куда хотела. Прошка удивился опять, поняв, что она стучится в калитку собственной гостиницы, только со стороны заднего двора, в широкие ворота которого могли въезжать телеги и где была конюшня для постояльцев, путешествующих верхом или в карете. Сильвестровские, опасаясь, что однажды ведьма ускользнет от них этим путем, настрого предупредили управляющего, чтоб он не пускал девицу на зады, не подав условного знака, и на самом дворе держал сколько мог, под любым предлогом. Малому сделалось интересно: для чего златоградской берендейке понадобилось так кружить? Он собрался было подобраться ближе, но тут сторож, рассмотрев в окошечко калитки знакомое лицо, поспешно распахнул двери и приподнял тусклый ночник, сторонясь и давая гостье пройти. На миг они оказались так близко друг от друга, что парнишка, которому в этот вечер выпало караулить задний двор, не заметил в руке вошедшей безразлично сверкнувшего ножа, а когда тот вошел ему под ребра, было уже поздно.
У Прошки словно морозом сковало внутренности. Калитка закрылась, не скрипнув, улица была пуста, и он, разом забыв все правила филерского дела, замер столбом посреди мостовой, не в силах справиться с потрясением от вида столь хладнокровного и жуткого злодеяния, свидетелем которого стал. Крашенные охряно-желтым ворота теперь показались ему зловещими, и в свете блиставших непрерывно молний мерещились страшные картины о том, как ведьма идет сейчас по этажам, разя всех без разбора, кровь заливает наборные полы, люди кричат, а в темных углах скулят, приплясывая от нетерпения, уродливые чудища, купившие ведьмину душу. Как завороженный он подошел к воротам и толкнул легко поддавшуюся створку, плохо понимая, зачем он это делает и сколько простоял в беспамятстве. Ведьма словно только его и ждала, шагнула к Прошке из тени навеса, под которым сохли дрова и стоял верстак для срочного мелкого ремонта. Ни слова не говоря, она ткнула пальцем в тело мертвого уже сторожа и показала, где надо подвесить, сама, спешно взявшись за метлу, вымела дощатый пол под ним, чтобы кровь капала на чистые доски, разливаясь. Самым страшным Малому казалось в тот миг то, что он ничем не может противиться ведьме. Его бабка тоже, бывало, зачаровывала скотину, заставляя покорно терпеть лечение или молчать, пока ее режут.
Двор, который и ночью не бывал безлюден, теперь пустовал. Малой не решался думать, от чего так: его завязывало в узлы от страха, а кто-то чужой шевелил Прошкиными руками, делая нужное страшной девке. Вдвоем они завершили приготовления. Ведьма настолько сильно проникла в его голову, что временами он начинал понимать смысл творимого ею обряда, конечной целью которого было соединить два разных места, используя испуганного филера и мертвого сторожа. Она добилась своего, и вскоре посреди начертанного кровью круга появились две смутные фигуры в таких же безразмерных змеиных плащах с глубокими капюшонами, делавшими одинаковыми мужчин и женщин. Прошку обуяло отчаяние: ему представилось, что это огромный мрачный демон, представление о котором недавно давали бродячие актеры в доме Сильвестровских, – так несоразмерно велик оказался один из пришельцев – на две головы выше Малого.
– Ты замечательно все исполнила, Юлиана, я довольна, – произнесло высокое существо, откидывая капюшон, и стало ясно, что это девица, очень высокая и худая.
Гроза, как нарочно, улеглась, и только дождь барабанил мокрыми пальцами по крыше навеса, выбивая глухую дробь. Тьма надежно скрыла лица, видно было лишь, что незнакомка светловолоса и с надеждой оглядывается назад.
– Так твое решенье неизменно? Жаль, – вздохнула она, увидев, как отрицательно качнулся капюшон второго существа. – А мне руны обещают удачу, так что прощай.
– Лучше говорить – до встречи, – шепнули ей в ответ из тьмы. (Прошке показалось, что это не от желания таиться, а словно волнение перехватило горло, и звуки не шли наружу, застревая, корябая сердце и просясь наружу слезами.) – И не забывай, пожалуйста: не бывает двух удач в одном деле, тебе обещано лишь исполнение задуманного, без срока Такое предсказание может таить опасность, так что береги себя. А еще лучше, давай подождем вместе, пока я не закончу с родословной богов.
Высокая печально улыбнулась:
– Нет. Твои поиски могут продлиться вечность, а это слишком долго. Ты же знаешь, я не умею ждать. – Она порывисто шагнула назад, и пришельцы обнялись, прощаясь. – Все, а то расплачусь как дитя. Давайте убирайтесь отсюда оба, обещаю так перебаламутить этот край, что все маги Конклава повылазят, чтобы узнать, что происходит.
– Да, было бы неплохо, а то они затаились все по норам – не сыскать ни одного.
– Обещаю, тебе будет кого расспросить, – улыбнулась высокая, откидывая со лба прядь, уже ставшую мокрой от задуваемых ветром под навес брызг дождя.
– Клянись на моем накопителе, – шутливо потребовали от нее.
Видно было, что волнение прощанья улеглось, но теперь ночные гости стояли так близко друг к другу, что Прошка едва угадывал слова, сам удивляясь, что даже сейчас его мучает любопытство. Блеснул на золотой цепочке медальон. Малой отметил, что вещица старая – драконий глаз, с усмешкой щурившийся в ночь, словно загулявший родич, вернувшийся домой, когда его не ждали. Такие побрякушки раньше, говорят, носили архимаги, да только кончились те времена. Он так задумался, что не заметил, как и на него обратили внимание.
– Кто это, Юлиана?
– Шпион. Здесь все наводнено шпионами. Ужасный край. Такого раболепия, такой животной беспринципной преданности хозяевам я нигде не встречала. А каковы здесь зависть и кичливость! Нет, меня душит эта страна и ее столица, я не в состоянии дышать здесь полной грудью, жить без оглядки. Впрочем, в провинциях будет не лучше: там, в глуши, любой человек на виду, так что вам, госпожа, лучше держаться торговых, многолюдных путей. Вот документы, ваша книга и мои записи.
– Спасибо. – Высокая приняла из рук некромантки пакет и махнула вслед уходящим, которые словно растворились в черных тенях. – Ну что ж, дружок, – развернулась высокая к единственному свидетелю своего появления в Княжеве, – а ты ступай, делай, что Юлия велела.
Покорно кивнув, Прошка пошел на деревянных ногах в дом, в руке его мелко подрагивал нож, а на соседней улице ждали братья Сильвестровские в хоромах купца Молоканова. Много работы, до утра не управиться. Хотелось завыть, но горло не подчинялось. Прошка зажмурился, представляя себе родной тятин дом в Урочище, откуда он сбежал, тяготясь своим происхождением, и решил, что, коль даст Пречистая Дева уцелеть сегодня, вернется назад, затаится и забудет свою столичную службу как страшный сон…
