– А ты – набор дребезжащих зубчаток, шестерен и поршней. Да и червяки в тебе водятся, – огрызнулся Гэллегер; он подразумевал, естественно, червячные передачи в теле робота.
– Я прекрасен. – Джо восхищенно вперился в зеркало.
– Разве что с твоей точки зрения. Чего ради я сделал тебя прозрачным?
– Чтобы мною могли полюбоваться и другие. У меня-то зрение рентгеновское.
– У тебя шарики за ролики заехали. И зачем я упрятал радиоактивный мозг к тебе в брюхо? Для лучшей сохранности?
Джо не отвечал. Невыносимо скрипучим истошным голосом он напевал какую-то песню без слов. Некоторое время Гэллегер терпел, подкрепляя силы джином из сифона.
– Да замолчи ты! – не выдержал он наконец. – Все равно что древний поезд метро на повороте.
– Ты просто завидуешь, – поддел его Джо, но послушно перешел на ультразвуковую тональность. С полминуты стояла тишина. Потом во всей округе взвыли собаки.
Гэллегер устало поднялся с тахты. Надо уносить ноги. Покоя в доме явно не будет, пока одушевленная груда металлолома бурно источает себялюбие и самодовольство. Джо издал немелодичный кудахтающий смешок. Гэллегер вздрогнул.
– Ну, что еще?
– Сейчас узнаешь.
Логика причин и следствий, подкрепленная теорией вероятности, рентгеновским зрением и прочими перцепциями, несомненно присущими роботу. Гэллегер тихонько выругался, схватил бесформенную чЈрную шляпу и пошел к двери. Открыв ее, он нос к носу столкнулся с толстым коротышкой, и тот больно стукнул его головой в живот.
– Ох? Ф-фу. Ну и чувство юмора у этого кретина робота. Здравствуйте, мистер Кенникотт. Рад вас видеть. К сожалению, некогда предложить вам рюмочку.
Смуглое лицо мистера Кенникотта скривилось в злобной гримасе.
– Не надо мне рюмочки, мне нужны мои кровные доллары. Деньги на бочку. И зубы не заговаривайте.
Гэллегер задумчиво посмотрел сквозь гостя.
– Собственно, если на то пошло, я как раз собирался получить деньги по чеку.
– Я продал вам бриллианты. Вы сказали, что хотите из них что-то сделать. И сразу дали мне чек. Но по нему не платят ни гроша. В чем дело?
– Он и не стоит ни гроша, – пробормотал Гэллегер себе под нос. – Я невнимательно следил за своим счетом в банке. Перерасход.
Кенникотт чуть не хлопнулся там, где стоял, – на пороге.
– Тогда гоните назад бриллианты.
– Да я их уже использовал в каком-то опыте. Забыл, в каком именно. Знаете, мистер Кенникотт, положа руку на сердце: ведь я покупал их в нетрезвом виде?
– Да, – согласился коротышка. – Налакались до бесчувствия, факт. Ну и что с того? Больше ждать я не намерен. Вы и так долго водили меня за нос. Платите-ка, или вам не поздоровится.
– Убирайтесь прочь, грязная личность, – донесся из лаборатории голос Джо. – Вы омерзительны.
Гэллегер поспешно оттеснил Кенникотта на улицу и запер входную дверь.
– Попугай, – объяснил он. – Никак не соберусь свернуть ему шею. Так вот, о деньгах. Я ведь не отрекаюсь от долга. Только что мне сделали крупный заказ, и, когда заплатят, вы свое получите.
– Нет уж, дудки! Вы что, безработный? Вы ведь служите в крупной фирме. Вот и попросите там аванс.
– Просил, – вздохнул Гэллегер. – Выбрал жалованье за полгода вперед. Ну, вот что, я приготовлю вам деньги на днях. Может быть, получу аванс у своего клиента. Идет?
– Нет.
– Нет?
– Ну, так и быть. Жду еще один день. От силы два. Хватит. Найдете деньги – порядок. Не найдете – упеку в долговую тюрьму.
– Двух дней вполне достаточно, – с облегчением сказал Гэллегер. – Скажите, а есть тут поблизости контрабандные театры?
– Вы бы лучше принимались за работу и не тратили время черт знает на что.
– Но это и есть моя работа. Мне надо написать о них статью. Как найти контрабандный притон?
– Очень просто. Пойдете в деловую часть города. Увидите в дверях парня. Он продаст вам билет. Где угодно. На каждом шагу.
– Отлично, – сказал Гэллегер и попрощался с коротышкой. Зачем он купил у Кенникотта бриллианты? Такое подсознание стоило бы ампутировать. Оно проделывает самые невообразимые штуки. Работает по незыблемым законам логики, но самая эта логика совершенно чужда сознательному мышлению Гэллегера. Тем не менее результаты часто бывают поразительно удачными и почти всегда – поразительными. Нет ничего хуже положения ученого, который не в ладах с наукой и работает по наитию.
В лабораторных ретортах осталась алмазная пыль – следы какого-то неудачного опыта, поставленного подсознанием Гэллегера; в памяти сохранилось мимолетное воспоминание о том, как он покупал у Кенникотта драгоценные камни. Любопытно. Быть может… Ах, да! Они ушли в Джо! На подшипники или что-то в этом роде. Разобрать робота? Поздно – огранка наверняка не сохранилась. С какой стати бриллианты чистейшей воды – неужто не годились промышленные алмазы? Подсознание Гэллегера требовало самых лучших товаров. Оно знать не желало о масштабах цен и основных принципах экономики.
Гэллегер бродил по деловой части города, как Диоген в поисках истины. Вечерело, над головой мерцали неоновые огни – бледные разноцветные полосы света на темном фоне. В небе над башнями Манхэттена ослепительно сверкала реклама. Воздушные такси скользили на разной высоте, подбирали пассажиров с крыш. Скучища.
В деловом квартале Гэллегер стал присматриваться к дверям. Нашел наконец дверь, где кто-то стоял, но оказалось, что тот просто-напросто торгует открытками. Гэллегер отошел от него и двинулся в ближайший бар, так как почувствовал, что надо подзаправиться. Бар был передвижной и сочетал худшие свойства ярмарочной карусели и коктейлей, приготовленных равнодушной рукой; Гэллегер постоял в нерешительности на пороге. Но кончилось тем, что он поймал проносившийся мимо стул и постарался усесться поудобнее. Заказал три «рикки» и осушил их один за другим. Затем подозвал бармена и справился о контрабандных кинотеатрах.
– Есть, черт меня побери, – ответил тот и извлек из фартука пачку билетов. – Сколько надо?
– Один. А где это?
– Два двадцать восемь. По этой же улице. Спросить Тони.
– Спасибо.
Гэллегер сунул бармену непомерно щедрые чаевые, сполз со стула и поплелся прочь. Передвижные бары были новинкой, которую он не одобрял. Он считал, что пить надо в состоянии покоя, так как все равно рано или поздно этого состояния не миновать.
Дверь с зарешеченной панелью находилась у подножия лестницы. Когда Гэллегер постучался, на панели ожил видеоэкран, скорее всего односторонний, так как лицо швейцара не показывалось.
– Можно пройти к Тони? – спросил Гэллегер.
Дверь отворилась, появился усталый человек в пневмобрюках, но даже эта одежда не придавала внушительности его тощей фигуре.
– Билет есть? Ну-ка, покажь. Все в порядке, друг.
Прямо по коридору. Представление уже началось. Выпить можно в баре, по левой стороне.
В конце недлинного коридора Гэллегер протиснулся сквозь звуконепроницаемые портьеры и очутился в фойе старинного театра постройки 1980-х годов; в ту эпоху царило повальное увлечение
