безопасности Степанов и жена последнего Людмила Зайцева. На членах банды клейма было негде ставить. Кроме того, что они превратили «Московский Законник» в чисто «бандитскую» адвокатскую контору, занимавшуюся «отмазкой» преступных авторитетов и наемных убийц от уголовной ответственности, не брезговали они и похищениями людей, которых держали в том самом подвале, где состоялась финальная разборка между двумя подельниками, ранее заморозившими третьего в холодильнике.
В общем, вся статья походила на правду не больше, чем бред тяжелобольного – на реальность, и только в самом конце были приведены реальные, похоже, факты. По заключению патологоанатома, несмотря на огнестрельную рану в голову, непосредственной причиной смерти Степанова стало переохлаждение, то есть в холодильник его засунули еще живым. Я представил Лорика, еще в сознании замерзающего в ледяной темноте, и меня передернуло. Потом я представил Люсю, запихивавшую в ледяную могилу еще живого отца своего ребенка, и меня затошнило. Я закрыл газету, благо с кухни спешила тетка Эльмира, неся большую чашку ароматно дымящегося кофе. Совсем избежать обсуждения статейки не удалось, однако вскоре разговор сам собой перешел на другие темы. Среди всех прочих обсудили мы и тетушкино состояние здоровья, которое, слава Богу, было вроде как ничего. После инфаркта тяжело еще ей было только самой ходить в магазин, что раньше для нее делала ее молодая подруга, так некстати неожиданно куда-то исчезнувшая пару месяцев назад. Сердце у меня снова екнуло, и я невольно скосил глаза на газету, лежащую на столе статьей вверх. Но, конечно же, узнать в обезображенном трупе на снимке свою подругу, так любезно и совершенно бескорыстно почти год помогавшей ей, тетушка никак не могла, и я облегченно вздохнул. Я посидел в гостях у тетки еще немного, и откланялся, надеясь, что теперь эта тема исчерпана.
Но Роман, позвонив, тоже первым делом спросил, читал ли я статью? Я вздохнул и ответил утвердительно. «Представляешь, в каком шоке Жанна?» – воскликнул Роман. Я услышал в этой невинной с виду фразе столько скрытого смысла, что, промычав в ответ что-то вроде: «Да, уж…», перевел разговор на работу. Работал Роман по моей наводке теперь с Гохой, и Феоктистыч был сотрудничеством вполне доволен. Хотя, по его словам, Роман сам теперь казался другим человеком: неудачи ли затяжного «одиночного плавания в море бизнеса» опустили его на грешную землю, падение ли с крыши, но он от его наглой заносчивости и стремления везде видеть только свою собственную выгоду не осталось и следа. Он честно и упорно «пахал», а специалистом в нашем деле он был отменным. Может быть, Роман и правда стал другим человеком? Не знаю, осталось посмотреть… «Так что приглашаем тебя с Галиной и Юлей к нам домой», – огорошил меня в конце разговора Роман. Я был в замешательстве. Последний раз мы были подобным образом званы к ним в гости много лет назад, и несмотря на теперешнее «потепление» моих личных отношений с Романом, начинать снова, как когда-то, «дружить семьями» я не собирался. Уж слишком двусмысленным было бы при подобной встрече мое положение между женой и пусть бывшей, но любовницей, да и Галина нежных чувств к Жанне отнюдь не питала. В разговоре повисла пауза и, чувствуя мой немой вопрос, Роман продолжил: «Во-первых, у нас что-то вроде новоселья, но, главное, ведь нас теперь трое». Я опешил. Не может же быть, что те два с небольшим месяца назад, что я последний раз видел Жанну, она была как минимум на пятом месяце беременности? Невозможно! Уж я бы знал. «Мы удочерили Аллочку, Люсину дочку, – пояснил Роман. – Ведь она осталась круглой сиротой». Я был настолько ошарашен, что больше не раздумывая, принял приглашение. Думая, что уговорить жену составить мне компанию будет нелегко, я начал разговор с ней издалека, но к моему удивлению, Галина не только не стала возражать, но и явно обрадовалась приглашению. Известие же об удочерении она вообще прокомментировала так: «Все-таки Жанка, если разобраться, неплохая баба, просто Люся имела не нее странное влияние». Помолчала, и добавила: «И очень несчастная. Я-то знаю». Я тоже знал, но разумеется, ничего не сказал.
О Таше, как ни старался я вычеркнуть ее из своей памяти, я то и дело вспоминал. Под Новый год я не выдержал, и набрал-таки номер ее мобильного.
– Наконец-то ты позвонил, – тихо сказала она с незнакомым мне раньше сильным акцентом. – Я решила, что сохраню этот номер до Рождества, потом – до Нового года. Еще несколько дней, и ты не услышал бы меня.
– Как ты? – спросил я.
– О, я сильно изменилась, ты не узнал бы меня! – засмеялась она, и я тоже улыбнулся ее хулиганской шутке.
– Ты еще долго пробудешь в Швейцарии? – неизвестно зачем поинтересовался я.
– Боюсь, что всю оставшуюся жизнь, – ответила Таша. – Я выхожу за Алена. Мы уже помолвлены, и скоро свадьба. И еще – меня взяли без экзаменов в здешнюю консерваторию.
Против воли сердце у меня заныло, – не по поводу консерватории, конечно. С трудом мне хватило сил не подать вида.
– Я рад за тебя, – весело сказал я. – Передай Алену привет!
– Можно, я не буду? – поддержала мой тон Таша. – Он такой ревнивец!
Мы рассмеялись.
– Судя по всему, ты разобрался с делами? – после паузы спросила она.
– Откуда у тебя такая информация? – сыграл удивление я.
– Ален по распоряжению мсье Сержа наводил справки, – ответила Таша. – Нам даже прислали по факсу ту статью в вашей газете.
– Так ты знаешь про…? – начал было я.
– Знаю, – перебила меня Таша. – Она не очень хорошо выглядела на своей последней фотографии.
Повисло молчание.
– Я хочу, чтобы ты знал, Глеб, – наконец, нарушила его Таша, – мне очень жаль, что я принимала участие во всем этом. Она была мне как мать, я любила ее и не смогла отказать. Если можешь, прости меня.
В ее голосе послышались слезы. Я тяжело вздохнул.
– Я не держу на тебя зла, – ответил я. – Будь счастлива.
– Спасибо, – еле слышно произнесла Таша, и мы распрощались – думаю, навсегда.
Тетка Эльмира тихо умерла на Рождество. Она совсем немного не дожила до оглашения результатов рассмотрения Дворянским собранием нашего вопроса, которым я все-таки начал заниматься – исключительно по ее настоянию. Второй инфаркт поразил ее во сне, и утром она просто не проснулась. Говорят, по большим церковным праздникам Господь забирает себе лучших. Наверное, на Его день рождения приходит черед самых лучших. Мы хоронили ее в страшную стужу, но от этой мысли мне становилось теплее. Я плакал, не стесняясь слез, думал о том, что на ее могиле я поставлю памятник с надписью: «Здесь лежит Эльмира Александровна Чайковская, в девичестве Неказуева, урожденная княгиня Нарышкина», и замерзшими пальцами комкал в кармане клочок тонкой бумаги. Я нашел его в теткиной записной книжке, которую почему-то забрал с собой с квартиры в Зюзине, когда тетушку увезла скорая. Невзрачная бумажонка привлекла мое внимание, потому что лежала на странице, на которой был записан хоть и безымянный, но такой знакомый мне номер мобильного телефона Люси. Кусок коричневатой папиросной бумаги был квитанцией об оплате на сумму в тысячу рублей, датированную весной прошлого года. Квитанция была на имя Нарышкиной Э.А. Из татуажного салона.
