Повешенная на место трубка оттягивает рычажок, как плоская грудь школьника чудесные груди Ани Малкут, если к ним прижаться, танцуя медленный танец, скажем, под этот блюз Blood, Sweat and Tears, который узнают все, кто его хотя бы раз услышал.
Собственно, Джокер звонил, чтобы поблагодарить Нэнси - Войну миров за портретик Чарлза Мэнсона. Его напечатали на последней странице польского журнала 'Экран'. Такие вещи продают только в киоске 'Интуриста'. Джокер уже успел его оттуда вырезать и вставить в круглый значок, на место кадрика из плебейской мультипликации 'Ну, погоди!'
Трубка виснет, как дохлый кот, однако в гнездо возврата ничего не падает. Расстроенный Гарри закуривает вторую 'Флуераш', делает глубокую затяжку, как будто это brown dirt marijuana, выпускает дым в сторону манекенов за витриной универмага. Где-то там находится логово Виктории Слюсар. Some dish. Один дядя в Канаде, другой в Австралии. Третий дядя погиб под Сталинградом. Говорят, что рядом с домом сержанта Павлова, подхватили его арийскую душу валькирии... Виктория буквально дымится шиком и богохульством. Диски, связи, нетипичный для советских девушек деловитый сексапил. Не наш человек.
И в табачное облако, точно психоделическое видение мурзы, вкатывает кремовый мерседес-бенц 30-х годов. С некоторых пор он стал появляться, словно призрак замка Моррисвиль, на проспекте Мотор-сити. Настоящая старая модель. For ladies only.
Гарриман знает этих фраеров. Они все одного с Зэлком года, работают под богему, то есть под хуйлыгу из повести Альбера Камюса 'Посторонний'. Которым у нас вход якобы воспрещен, а в действительности фарцуют джинсами. В женской уборной за универмагом 'Мемфис' можно купить даже вибратор. У вонючих поляков - так утверждает Азизян.
Гарриман пробовал читать этого Камюса. Дойдя до места, где французская соска обнимает ногами в морской воде сиротку Мерсо, и тот 'снова ее захотел', Гарриман махнул рукой, захлопнул книгу, и отнес ее скифского вида библиотекарю. Похвалил мысленно ее бронзовые плечи в махровой майке, и потопал домой слушать последний альбом Эмерсон, Лейк энд Палмер. Другая вещь того же автора 'Падение' показалась ему еще большим говном.
Мерседес с откинутым, невзирая на осеннюю прохладу верхом, медленно колесил по асфальту - три товарища не торопились. Они снимали падких на экзотику городских чудох, из числа тех, что стоят, как последние елки, голосуя, вдоль трассы Кушугум - Лос-Анжелес. В расчете на шоферов, которым вечно не хватает романтики на букву 'п'.
Баранку вертел коротышка в летчицком шлемофоне. Это, собственно, и был владелец машины - Вадик Островатый, похожий на одного из Beach boy's. Справа от него сидел бортмеханик в кожаной куртке на меху - молодой автоинженер и джинсовый магнат Сеня Безант. Сэмэн, who sold the world. Наименее говнистый из всей компании. На заднем сидении разлеглось какое-то договязое хуйло (с баштана) - видимо нужный им человек. Гарри его знать не знал и впервые видел.
Откуда он взял, что Сеня-джинсовик наименее говнист? Толстоватый украинец, с живыми, как у Винокура глазами, был любитель поэзии, типа Цветаевой, и другого буквенного мусора и шума. Их познакомил, конечно, Зэлк, с которым Безант почему-то считался. Ну и тягали они его в бункер под гаражом. Чтобы Гарри попел им под гитару. Разумеется, там и покиривали, и девочки там были 'Тамара, Роза, Рая'... но все они прилезли со взрослыми козлами-осеменителями.
Выпивали много, но без особой закуски. Кавалеры были не то чтобы приблатненные, а какие-то диковатые. Нервные, как военопленные. Чувихи широкомордые, казались старше своего стажа. Под земляным потолком они сидели, точно на мешках с картофелем в кузове грузовика.
Гарриман улавливал их скованность, и поэтому не стеснялся. Стареющие дураки, как всегда, в погоне за легкой пиздой, попали в вагон для некурящих, каждый из них неловко скрывал, что чувствует жопой подливку не в своей тарелке. Видимо дома у тех сердцеедов ситуация была совсем несносная. Довоенные предки с любимой песней типа 'Бухенвальдский набат'. Бабушка, shakin'all over от воспоминаний о ночных расстрелах цыган. Эрекция в подобном окружении - четкий сигнал бежать, куда глаза глядят.
Гитарка была не очень удобная. Джипси Джокер, не торопясь, исполнял классический репертуар Кости Беляева, кое-что из старых вещей Трини Лопеса, Поля Анки, что конечно, в эпоху 'По волне моей памяти', отступничества Саддата, которыми, как известно, не рождаются, выглядело как полнейший анахронизм. Тем более изо рта школьника. Ведь Джокер даже не спешил получить паспорт. Зачем?
Фраера смотрели волком. Хуны - 'всэ тры' продавщицы 'Детского мира' (представляете, какой там склад игрушек?) уходили, карабкаясь по лесенке, помочиться на поверхность земли. Зэлк конфузился, заливая сливу, пока не отнял у Гарри гитару и не проваравил что-то, как выражаются русские прозаики 'доселе неслыханное':
'Кабакам нужны девки свежие!
Похоронке нужны хлопцы чистые!
Посылаю тебе хлопца чистого,
Посади его на цепь звонкую...'
Жаль, что докончить ему не дали. Хотя он и уверял, что это песня посвящается пограничникам, погибшим на полуострове Даманский.
С матом, без мата. Какая разница, то и другое - концы одного шнурка в модном ботинке, скрывающем потную лапу. И тот, кто старательно избегает матюгни, всегда себя этим выдает.
Второго приглашения в гости к тем кротам-автолюбителям теперь придется ожидать долго. Народец 'за що' большой любитель норы рыть. Общее хобби роднит его с героями коротеньких рассказиков еще одного любимца хозяев гаража - Йозефа Кафки. Кроме того, этот житель Мадагаскара - однофамилец колпачков для женщин. Они лежат под стеклом в аптеках и похожи на каски немецких зольдат-лилипутов. Азизян почему-то напевает, глядя на противозачаточные средства:
'Ай, Баку, джан-Баку
Ай, Гюль-джан Баку'.
А что? У Флиппера в классе учится всеми уважамый, даже приблатненный лилипут; не гном, а именно пигмей - Алик Шмаго, по кличке Кинг! Вот на его курчавую головку вполне бы налез такой колпачок. Проблема найти еще и эсэсовский мундирчик размером на мартышку.
В прокопанных под девятиэтажками норах народец 'за що' скрывает свои консервации, картофель и лук. Им непременно нужно что-нибудь 'заховать', иначе их рожи не сложатся в гримасу тупого и хитрого, как у любителей Пинк Флойд, довольства.
Три товарища вырыли в гараже целый бардак. Гараж! Если бы это слово впервые появилось здесь, как название фильма на афише! Лемуры обязательно прочитали бы его с ударением на первом слоге - 'Гараж'. Разве не так произносили недавно 'Скарамуш', или 'Картуш'. А начитанный лемур-старейшина, если понадобится, охотно подтвердит, что так звали атамана каких-нибудь опрышков, или гайдуков.
Вероятность такого прочтения была бы еще больше, если б аборигены Мотор-Сити не изведали всех достоинств колеса, то есть не ездили бы на машинах, а летали, как фазаны, по воздуху.
Между прочим, как раз в этом красно-черном строении проживает барышня Аня Малкут, со всею своей трудовою семьей. Ее дядька, похожий на Белу Лугоши, литейщик Наум, по словам Кунца, метал здесь в лестничный проем рыги. На октябрьские, что ли. Веселые люди. И что характерно, Ане откуда-то известны песенки 'Магаданцев', Гриши Бальбера и Кости Беляева, которого в этих краях зачем-то называют Бродским! Высоцкий есть? - Есть. А Бродский?.. В отличии от начитанных мартышек в претенциозном мерседесе. Из их яичек в дальнейшем и повылупится поколение заек, заглушающих вонец дезиками, и способных только хвалить все подряд, то есть не ценить ничего.
Иногда, прямо во время урока, Гарриман и Аня напевают вполголоса на задней парте:
'Костер давно погас, а ты все слушаешь,
Ночное облако скрыло луну.
Я расскажу тебе, как жил с цыганами
И как ушел от них, и почему.'
В девичьем, очень здоровом лице этой девочки можно разглядеть несколько поколений честных тружеников, не способных на подлость ни по отношению к ближнему, ни к Империи, не унизивших звание советского гражданина ни в малом, ни в великом, и равнодушных к одежде затравленных масс Америки джинсам.
