- Слушай, а мы уже почти на месте, - заметила Мими. В самом деле, они только что проехали деревню. - Давай остановимся и спокойно все обсудим.
Как ее изменила смерть! При жизни Массимина никогда так не разговаривала, она была милой девчушкой, но не более.
- Конечно, - Моррис свернул на обочину и остановился под каменной стеной, на гребне которой кустились освещенные солнцем каперсы. Из ствола, росшего рядом платана, торчали два использованных шприца. Нигде больше не найти незапятнанную прелесть, подумалось ему.
- Займись с ним любовью, - шепнула Мими.
- Что?!
- Займись любовью с Форбсом. Или, вернее, позволь ему сделать это с тобой.
Первый раз в жизни Моррис рассердился на своего ангела-хранителя. Как она только могла предложить такое!
- Прежде всего, это логично.
Никогда он не подозревал Мими в столь грубом практицизме.
- Но...
- Он убедится, что ты пересмотрел свои взгляды, и перестанет опасаться, что ты дашь выход своей непрязни к гомосексуалистам.
- Мими...
- Кроме того, между вами установится эмоциональная связь, тут уж он вряд ли посмеет тебе вредить. И наконец...
Моррис был потрясен до глубины души. Он тяжело дышал; все внутренности, казалось, вот-вот взбунтуются. Даже кондиционер поперхнулся: в машине явно не хватало воздуха.
- ...тебе самому этого всегда хотелось - потому ты сейчас так взволнован.
- Но, Мими, это противоречит моим религиозным убеждением, это против всех моих...
- Святой апостол Павел был гомосексуалистом, - возразила она. - Я это знаю совершенно точно.
Он все еще протестовал, но Мими продолжала:
- Как бы там ни было, я отпускаю тебе этот грех, Морри, прощаю тебя так же, как с Паолой и Кваме. Ты только при этом гляди на меня, - ее интонация возбуждала. - Как в тот раз.
- Да, - ответил он упавшим голосом.
- Знаешь, мне ведь тоже было тогда чудесно, Морри, - выдохнула она. Ты на меня так смотрел... твое бедное израненное лицо.
На минуту она умолкла: мимо на допотопном велосипеде проскрежетала старуха с огромной сумкой, потом прогромыхал бензовоз. Моррис в последний раз попробовал пойти на попятный:
- Послушай, Мими, меня до сих пор тошнит от того, что я с ними вытворял. Ты же все про меня знаешь. Я просыпаюсь в кошмарах, и меня выворачивает наизнанку.
- Не надо, - она была сама нежность, - не говори так. Тебе понравилось, и ты был прекрасен. - Потом добавила еле слышно: - Ты так красив обнаженный, Морри. Твое тело. И лицо, когда ты кончаешь, даже теперь. Как поэма.
- А как ты, Мими, была прекрасна в тот день. Лицо как у святой. И в руках ты держала распятие.
- Значит, решено, - сказала она. - После этого становишься - добрей и счастливее. В конце концов, раньше ты не имел дела с мужчинами только потому, что отец это презирал.
На это у Морриса не нашлось ответа, и он снова включил зажигание. Машина скользнула на шоссе. Перед ним расстилались последние мили сельских угодий, на полях уже пробились ростки кукурузы, земля в садах была усыпана опавшим вишневым цветом. Свернув к Вилла-Каритас, он вдруг спросил:
- Кстати, ты ведь знаешь мои планы насчет Антонеллы?
- Конечно, Морри.
- Не возражаешь?
- Она так печальна и одинока, - с грустью сказала Мими.
- Послушай, Мими, - настаивал Моррис, - я не буду ничего предпринимать без твоего благословения. Совсем ничего в жизни, обещаю тебе. - Он возбудился, представив, что именно Массимина ему позволит - нет, повелит ему делать.
- Пусть мой портрет всегда будет у тебя в комнате, - прошептал призрак. - Обещай, что я всегда буду у тебя на первом месте.
- Да, - сказал он, - да!
- Если сделаешь, как я велю, можешь заниматься любовью с кем хочешь. Мне нравится на тебя смотреть. И нравится, когда ты на меня смотришь. Ты же знаешь, с кем бы ты ни был, ты всегда будешь только со мной.
- О да, - обещал он. - Всегда, всегда.
И тогда Мими приказала:
- Masturbati, Morri.
- ?..
- Я так хочу.
- Что, прямо здесь? - изумился он. Они подъезжали к Вилла-Каритас по дороге, разбитой грузовиками.
Мими рассмеялась:
- Да, прямо здесь. И не вздумай отказываться, Морри. Поставь машину за деревьями.
И снова Моррис был одновременно шокирован и восхищен. Мими точно вздумала занять место Паолы в его жизни. Но до чего же мило у нее получалось!
Внезапно он ощутил Мими под боком. Моррис видел ее, хотя она была бесплотным духом. Ее аромат наполнял машину. Она задрала подол, а под ним были те самые заштопанные трусики, что хранились под подушкой. Она подтолкнула а его ладонь к брючной молнии и нараспев принялась чиать 'Песнь Песней': - Возлюбленный мой протянул руку свою сквозь скважину, и внутренность моя взволновалась от него. Я встала, чтоб отпереть возлюбленному моему, и с рук моих капала мирра, и с перстов моих мирра капала на ручки замка...
В это время старческий голос произнес: 'Quod ubique, quod semper, quod ab omnibus<Что было, то и будет; и что делалось... (лат.)>...' Возле машины стоял Форбс, держа за руку юного Рамиза, по лицу его растекалась блаженная улыбка.
Как же мудро Мими разыграла эту небольшую прелюдию к тому, что, как теперь понимал Моррис, должно было неизбежно свершиться.
* * *
Вечером он ужинал с Антонеллой в доме Тревизанов. Обстановка была чинной; старая служанка покойной синьоры наготовила изысканных блюд. Антонелла надела простое черное платье, но поясок на талии подчеркивал роскошную фигуру, - напоминавшую песочные часы. На фоне старинной мебели ее манеры казались особенно утонченными. Лицо Антонеллы было отмечено печатью перенесенных испытаний, выстраданной мудрости, памятью об измене Бобо, об ужасных преступлениях и не менее ужасной судьбе сестер. Подобно троянской вдове, она всего лишилась на своей войне и теперь искала лишь одного забвения.
Служанка бесшумно сновала по комнате, а хозяева беседовали о бизнесе: о непрерывно растущих заказах 'Доруэйз', об интересе, который впервые за всю историю фирмы проявили американцы. Придется, наверное, устанавливать дополнительные разливочные линии, а с этим могут возникнуть проблемы, если банковские ставки сохранятся на пятнадцатипроцентном уровне. Но Моррис собирался продать квартиру на Виа-деи-Джельсомини, что даст им хотя бы часть необходимых денег. Антонелла сказала, что тоже подумывает о продаже своей квартиры.
- Значит, мне придется съехать из дома Тревизанов? - осведомился Моррис.
- Ну что ты, нет, конечно. Места хватит нам обоим, кто бы сомневался. А так мы сможем сэкономить... Здесь, по крайней мере, нет печальных воспоминаний, ни твоих, ни моих, - и Антонелла опустила глаза.
Говорили они и о политике. Местные депутаты, обычно помогавшие Бобо улаживать дела с налоговой инспекцией, угодили под следствие по обвинению в коррупции. Правительство неустойчиво, идет реформа избирательного законодательства. Италия меняется. И теперь им придется управлять компанией по-новому - честно, открыто, но не забывая, на чем особенно настаивал Моррис, о главном: давать работу людям,
