— Ладно, ладно. Погоди, пока вернемся в лабораторию. Маккарти-1 нажал на рычаг хронопередачи. Остров и солнечный свет исчезли. Они принялись ждать.
Их окружала темнота.
— Эй! — завопил Маккарти-2. — А где лаборатория? Где профессор Раддд?
Маккарти-1 потянул рычаг хронопередачи. Тот не шелохнулся. Оба других Маккарти пришли на помощь первому и тоже стали тянуть.
Рычаг остался на месте.
— Ты, наверное, нажал на него слишком сильно! — заорал Маккарти-3. — Ты его сломал!
— Точно, — поддакнул Маккарти-2. — С чего ты вбил себе в башку, будто умеешь управлять машиной времени? Ты ее сломал, и теперь мы застряли!
— Минутку. Минутку. — Маккарти-1 отпихнул своих двойников. — Я все понял. Знаете, что случилось-то? Мы все трое пытаемся вернуться… в настоящее, как говорил проф. Но из нас троих только один принадлежит этому настоящему, усекли? Так что пока мы все внутри, машина никуда не поедет.
— Тогда все просто, — начал Маккарти-3. — Я единственный настоящий…
— Ты псих. Я знаю, что я настоящий Маккарти; я это чувствую…
— Погодите, — остановил их Маккарти-1. — Так мы никуда не приедем. И ваще, душновато тут становится. Короче, поехали назад и разберемся, что к чему.
И он снова нажал на рычаг.
И они вернулись на сто десять миллионов лет, чтобы спокойно обсудить проблему. И как по-вашему, что они обнаружили, вернувшись? Да, точно. Именно это они и обнаружили.
Разгневанные мертвецы
Я стоял перед воротами Свалки и ощущал, как мой желудок медленно сводят болезненные спазмы – такие же, как в тот день, когда на моих глазах всю эскадру землян – с экипажами почти в двадцать тысяч человек – разнесло на кусочки во время Второй битвы за Сатурн более одиннадцати лет назад. Но тогда я видел на экране обломки кораблей и мысленно слышал вопли погибающих; тогда вид похожих на коробки эотийских звездолетов, рыскающих среди дрейфующих в пустоте жутких ошметков, заставил меня покрыться ледяным потом, который обволок лицо и шею.
Сейчас же я видел лишь большое, ничем не примечательное здание, очень похожее на сотни других предприятий в промышленных пригородах Старого Чикаго, очередную фабрику, окруженную забором с запертыми воротами и обширными испытательными площадками – Свалку. И все же пот на коже был еще холоднее, а спазмы в желудке резче, чем во время любой из тех бесчисленных и жестоких битв, породивших это место.
А все это очень даже понятно, сказал я себе. То, что я испытываю, есть ведьма-прапрабабушка всех страхов, самое глубинное отрицание, на какое только способна моя плоть. Понятно-то оно понятно, да только от этого понимания не легче. Я никак не мог себя заставить подойти к охраннику у ворот.
Я уже почти взял себя в руки, но тут заметил возле ограды огромный квадратный и слегка пованивающий ящик с бросающейся в глаза разноцветной надписью на стенке:
МУСОР – ЭТО БОГАТСТВО
БРОСАЙТЕ ВЕСЬ МУСОР СЮДА
помните:
ВСЕ ИЗНОШЕННОЕ МОЖНО ВОССТАНОВИТЬ
ВСЕ ИСКАЛЕЧЕННОЕ МОЖНО УТИЛИЗИРОВАТЬ
ВСЕ ИСПОЛЬЗОВАННОЕ МОЖНО ИСПОЛЬЗОВАТЬ СНОВА
БРОСАЙТЕ ВЕСЬ МУСОР СЮДА
Полиция утилизации
Я видел эти квадратные, разделенные на отсеки ящики с такими же надписями в каждой казарме, каждом госпитале и рекреационном центре от Земли до пояса астероидов. Но здесь, возле Свалки, он смотрелся совсем иначе, а надпись приобретала другой смысл. Интересно, висят ли у них внутри другие плакаты, покороче. Да вы сами их видели: 'Нам нужны все наши ресурсы для победы', и 'МУСОР – НАШ КРУПНЕЙШИЙ ПРИРОДНЫЙ РЕСУРС'. Лишь простодушный болван украсил бы подобными плакатами стены именно этого здания.
Все искалеченное можно утилизировать... Я напряг правую руку, обтянутую синей тканью комбинезона. Она казалась частью моего тела и всегда будет такой казаться. А через пару лет, если я проживу так долго, тонкий белый шрам, опоясывающий локтевой сустав, станет и вовсе незаметен. Конечно. Все искалеченное можно утилизировать. Все, кроме одного. Самого главного.
И мне еще меньше захотелось входить.
Тут я и заметил того парня. С Аризонской базы.
Он стоял перед будкой охранника, оцепенев, как и я. На его форменной фуражке сияла золотом новенькая буква Y с точкой в центре: эмблема командира 'рогатки'. Вчера на инструктаже этой фуражки у него не было, и это означало лишь одно: назначение произошло только сегодня. Выглядел он очень молодым и очень испуганным.
Я запомнил его еще на инструктаже. Когда нас попросили задавать вопросы, он робко поднял руку, а когда ему дали слово, пару раз облизнул губы и наконец выпалил:
– Извините, сэр, но они... они не очень скверно пахнут?
Грянул дружный хохот, тот визгливо-лающий хохот, который издают люди, весь день пребывавшие на грани истерики и чертовски обрадованные тем, что кто-то наконец выдал нечто такое, что можно назвать смешным.
Седой офицер, проводивший инструктаж и тоже едва не улыбнувшийся, подождал, пока истерический смех стихнет, и серьезно ответил:
– Нет, ничем скверным они не пахнут. Если, конечно, регулярно моются. Совсем как вы, господа.
Мы мгновенно стихли. Даже парнишка, усевшись с пунцовым от смущения лицом, стиснул после такого напоминания челюсти. И лишь двадцать минут спустя, когда инструктаж закончился, я ощутил, как болят все еще напряженные мускулы на лице.
Совсем как вы, господа...
Я тряхнул головой и подошел к парню.
– Привет, командир, – сказал я. – Давно здесь стоишь?
– Больше часа, командир, – ответил он, выдавив улыбку. – Поймал в восемь пятнадцать транспорт с Аризонской базы. Почти все остальные парни еще отсыпались после вчерашнего. А я лег спать пораньше: хотел дать себе как можно больше времени освоиться с мыслью о том, что мне здесь предстоит. Да только, кажется, ничего из этого не вышло.
– Знаю. Есть вещи, к которым привыкнуть нельзя. Такое, к чему вообще нельзя привыкнуть.
Он взглянул на мою грудь.
– Полагаю, вы не первый раз командуете 'рогаткой'?
Первый? Скорее, двадцать первый, сынок! Но тут я вспомнил, что все говорят мне, как молодо я выгляжу для своих медалей, да и парень, черт возьми, был такой бледный от волнения...
– Нет, не первый. Но до сих пор у меня не было экипажа из покойников, так что мне это столь же в новинку, как и тебе. Слушай, командир, у меня тоже коленки дрожат. Может, пройдем через ворота вместе? Тогда худшее останется позади.
Парень энергично кивнул. Мы взялись за руки, подошли к охраннику и показали ему предписания.
– Идите все время прямо, – посоветовал он, открывая ворота. – Садитесь на любой лифт слева и поднимайтесь на пятнадцатый этаж.
Все еще держась за руки, мы приблизились к главному входу в большое здание, поднялись по длинной лестнице и вошли в дверь, над которой висела красно-черная табличка:
ЦЕНТР УТИЛИЗАЦИИ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ПРОТОПЛАЗМЫ
ОТДЕЛОЧНЫЙ ЗАВОД ТРЕТЬЕГО ОКРУГА
