Шарлотта повернула голову и посмотрела на него сверху вниз.
– Я была уверена, что ты спишь, – сказала она беспечно. – Во всяком случае, до тех пор, пока Генри не разрушил великолепное архитектурное сооружение Грейси, – сделала она оговорку. – Думаю, никто на расстоянии мили отсюда не мог бы дремать под ее вопли.
– Как раз об этом я и размышлял, – усмехнулся Колин.
– О чем? О крикливых ребятишках?
– Почему бы и нет? – пожав плечами, заметил он.
Шарлотта рассмеялась, запрокинув голову. Концы ее длинных светло-золотых волос коснулись его руки.
– Ты хочешь сказать, что нам пора обзавестись собственным крикуном или крикуньей, Колин, любовь моя?
Колин обхватил ее за талию и уложил рядом с собой на одеяло. Он уткнулся носом ей в щеку, потом начал целовать шею.
– Давай заведем пять или шесть, а?
– Прекрати немедленно, на нас смотрят.
– Мне все равно, – пробормотал он, продолжая свое занятие.
Шарлотта ухватила его рукой за подбородок и немного оттолкнула от себя, удерживая на расстоянии нескольких дюймов. Несколько секунд она молча смотрела ему в лицо, потом прошептала:
– Ты знаешь, как сильно я люблю тебя?!
Колин просто обожал такие ее вопросы.
– Ну и как сильно?
Шарлотта погладила его по щеке.
– Достаточно сильно, чтобы подарить тебе весь мир.
– Моя дорогая Лотти, – сказал на это Колин и потерся носом о кончик ее носа. – Ты уже сделала это.
– Тогда как насчет ребенка? – зашептала Шарлотта. – Что ты скажешь о будущем марте?
Колин немного отпрянул и посмотрел на жену в явном недоумении.
Шарлотта лукаво улыбнулась:
– К чему тратить время на разговоры, если я уже беременна?
25 марта 1865 года их дочь София Виктория, сильная и здоровая, возвестила миру о своем появлении на свет таким громким криком, какого Колин в жизни не слышал ни от одного ребенка. Каждую ночь он с глубокой любовью и неописуемой радостью смотрел, как она спит, и все чаще подумывал о том, что при таких голосовых данных дочка где-нибудь лет через двадцать уговорит его позволить ей стать актрисой, и тогда он сможет сопровождать ее во время гастролей…
