сих пор я не получил подкрепления.
Снова появляется итальянский полковник. Он держит обеими руками хрустальный бокал, тут же наполняет его красным вином и подает мне с коротким поклоном.
— За победителя, — говорит он.
Флаг, вывешенный за окном, меняет свой цвет на белый. Я выкрикиваю еще несколько приказов своим людям, набившимся в гостиницу, и только затем у меня наконец появляется время повернуться к Муссолини, что, защищенный массивной фигурой лейтенанта Швердта, находится в углу. Я представляюсь:
— Дуче, фюрер послал меня, чтобы освободить вас.
Явно взволнованный, он заключает меня в объятия.
— Я знал, что мой друг Адольф Гитлер меня не покинет.
Формальности сдачи быстро урегулированы. Итальянские солдаты должны сложить оружие в столовой; что до офицеров, я разрешаю им оставить при себе револьверы. К тому же я знаю, что, кроме полковника, мы захватили еще и одного генерала.
Кроме собственно отеля, мои люди заняли площадку канатной дороги. Там даже линию не повредило. Подобный же рапорт приходит по телефону со станции на равнине. Однако короткая стычка внизу все же произошла. Но, поскольку определенное заранее время было соблюдено с точностью до минуты, внезапность сыграла свою главную роль. Итак, первая часть нашей миссии закончена.
Нелегкое возвращение
Вот появляется лейтенант фон Берлепш, командир парашютистов, прибывший, как и я, по воздуху; он снова вставил монокль и, не шевелясь, выслушивает приказы, которые я ему выкрикиваю через окно. Прежде всего я посылаю подкрепление к канатной станции. Чем больше нас будет, тем лучше; кроме того, я собираюсь продемонстрировать итальянскому полковнику, что располагаю отрядом и на равнине. Ну а затем надо подумать о возвращении. Путешествие в сто пятьдесят километров по маршруту, на котором нет ни одного немецкого подразделения, представляется мне весьма рискованным. Один бы я на него отважился, но забывать об ответственности лично перед Гитлером за безопасность дуче мне никак не следует. Разрабатывая операцию, мы определили три возможных способа переправки Муссолини в Рим: план А, предложенный генералом Штудентом, включал блиц-атаку аэродрома в Аквила-ди-Абруццу, расположенного при выходе с равнины; я должен был бы удерживать его до прибытия трех транспортных самолетов, которые приземлились бы через несколько минут после атаки. Естественно, предварительно я должен сообщить по радио генералу Штуденту час Икс, чтобы самолеты смогли взлететь с римского аэродрома в нужный момент. Затем мне следовало подняться вместе с дуче на первом самолете, а два оставшихся последовали бы за нами в качестве прикрытия и при необходимости отвлекли бы на себя возможных преследователей.
План Б предусматривал посадку маленького самолета-наблюдателя типа «аист», способного летать на небольшой высоте, на одной из полян близ станции канатной дороги, на равнине. И наконец, третий и последний план предусматривал, что капитан Герлах, личный пилот генерала Штудента, попытается, тоже на «аисте», сесть на самом горном плато.
Первым делом я передаю в Рим по радиостанции, которую привезли парашютисты, следовавшие по земле, весть об удачном завершении части предприятия. Затем я принимаюсь за отработку расписания по реализации плана А. Но, едва я собираюсь связаться с Римом и сообщить час Икс, в который мы будем атаковать аквильский аэродром, то радист теряет — только Бог знает, почему — контакт. Таким образом, план А отменяется.
С помощью бинокля я могу наблюдать посадку первого «аиста» на равнину. И тут же передаю по телефону пилоту приказ готовиться к отбытию. Но тот ответствует, что повредил машину при посадке, и сможет взлететь лишь после длительного ремонта. Поэтому мне ничего не остается, кроме как воспользоваться для отправки дуче в Рим планом С, самому рискованному из всех разработанных.
Неожиданно карабинеры, которых к тому времени разоружили, проявляют чрезвычайное рвение, чтобы помочь нам. Некоторые из них уже спонтанно присоединились к отряду, который я послал за телами людей в планере, потерпевшем аварию: я заметил в бинокль, что кое-кто из выброшенных на осыпь еще шевелится; мы надеемся, что крушение машины не стало гибельным для всех. И теперь другие итальянцы принимаются вместе с нами расчищать и ровнять маленькую полосу земли для посадки. В дикой спешке мы расталкиваем обломки скал, загромоздивших наиболее плоский клочок почвы, в то время как капитан Герлах на своем «аисте» уже выписывает над нами огромные круги, ожидая сигнала на приземление.
Наконец все готово, и Герлаху удается с замечательной ловкостью сесть на «полосу», которую мы расчистили неподалеку от отеля. Узнав, что я намереваюсь отправиться вместе с ним, он не проявляет особой радости, но, когда я добавляю, что полетим мы втроем — дуче, он и я — твердо отказывается, утверждая, что мой план «совершенно нереален».
Я отвожу его в сторону от всех и кратко, но со всей возможной в данных обстоятельствах убедительностью излагаю причины, по которым мне приходится так настаивать на своем. Я сам довольно долго взвешивал все «за» и «против», вполне отдавая себе отчет в той огромной ответственности, которую я беру на себя, прибавляя свой собственный вес к грузу маленького самолета (и вес значительный, так как ростом я метр девяносто пять и соответствующего телосложения). Но разве мог я принять на себя ответственность гораздо более серьезную — позволить Герлаху лететь с дуче одному? Ведь если полет окончится катастрофой, мне ничего не останется, как, не ожидая решения сверху, пустить себе пулю в лоб. Смогу ли я предстать перед Гитлером, чтобы объявить ему, что операция удалась, но Муссолини встретил смерть сразу же по освобождении? И поскольку никакого другого средства перевести дуче в Рим у меня тоже нет, то я предпочел принять на себя всю опасность этого полета, которую только увеличит мое присутствие на
