— Может, он был болен. Он частенько путешествовал по опасным районам.
— В это я тоже не верю. Только чувствую, что-то тут не сходится.
— Что же тогда случилось?
— Не знаю.
Они поехали обратно через лес, туман рассеялся, стоял ясный, прозрачный осенний денек. Она не стала возражать, когда Артур сел за телефон в своего рода отчаянной решимости не опускать руки, пока не найдет Арона.
«Он похож на своих старых охотничьих собак, — подумала Луиза. — На грейхаундов, собак из Емтланда, которые приходили и уходили, охотились в лесу, состарились и сдохли. Теперь он сам стал собакой. Его подбородок и щеки заросли всклокоченной шерстью».
Целые сутки ушли на то, чтобы кое-как вычислить разницу во времени и режим работы шведского посольства в Канберре и предпринять массу попыток найти человека, ответственного за деятельность Шведско-Австралийского общества, которое оказалось невероятно многочисленным. Но напасть на след Арона Кантора так и не удалось. В посольстве он не регистрировался и к Шведскому обществу отношения не имел. Даже старый садовник в Перте, по имени Карл-Хокан Вестер, знавший, по слухам, всех шведов в Австралии, не смог предоставить им каких-либо сведений.
Артур и Луиза размышляли, не стоит ли напечатать объявление о розыске. Однако Луиза сказала, что Арон настолько сторонился людей, что мог даже изменить цвет кожи. Он способен сбить с толку преследователей, превратившись в собственную тень.
Им не найти Арона. Но, быть может, именно этого ей в глубине души и хотелось? Быть может, она стремилась лишить его права проводить сына до могилы? В отместку за все нанесенные им обиды?
Артур без обиняков спросил ее, и она честно ответила, что не знает.
В эти сентябрьские дни она по большей части плакала. Артур молча сидел за кухонным столом. Он не мог утешить ее, единственное, что было в его силах, — молчать. Но холодное молчание лишь усиливало ее отчаяние.
Как-то ночью она пришла в комнату отца и забралась в его постель, как в годы после смерти Хайди на льду затерянного озера. Лежала не шевелясь, положив голову ему на плечо. Оба не спали, оба не обмолвились ни словом. Бессонница была как ожидание, что ожиданию придет конец.
Ближе к рассвету Луиза не выдержала неподвижности. Пусть ей это не по силам, но она должна попытаться понять, какие темные силы отняли у нее единственного ребенка.
Встали они рано, сели за кухонный стол. За окном шел дождь, тихий осенний дождь. Ярко сияли гроздья рябины. Она попросила у отца машину, потому что уже этим утром хотела вернуться в Стокгольм. Артур разволновался, но она успокоила его. Она не будет гнать и не собирается падать с обрыва. Больше никто не умрет. Просто ей необходимо попасть в квартиру Хенрика. Она уверена: сын оставил какие-то следы. Письма не было, но Хенрик не писал письма, он оставлял другие знаки, расшифровать которые способна только она.
— У меня нет других возможностей, — сказала она. — Я должна это сделать. А потом вернусь сюда.
Помешкав, он все-таки произнес то, что обязан был произнести. Похороны?
— Они должны состояться здесь. Где же иначе его хоронить? Но с этим мы подождем.
Часом позже Луиза уехала. Отцовская машина пропахла старым трудовым потом, охотой и смазанными маслом инструментами. В багажнике по-прежнему лежала рваная собачья подстилка. Она медленно ехала через густые леса, на вырубке вблизи границы с Даларна, как ей показалось, видела лося. В Стокгольм она приехала под вечер. С трудом удерживала машину на скользких дорогах, пыталась сосредоточиться на управлении и думала, что это ее последний долг перед Хенриком. Она должна остаться в живых. Никто другой не сумеет выяснить, что же произошло на самом деле. Его смерть требовала, чтобы она продолжала жить.
Она поселилась в гостинице около Шлюза, по ее мнению слишком дорогой. Поставила машину в подземном гараже. И в сумерках отправилась на Тавастагатан. Чтобы придать себе сил, открыла бутылку виски, купленную в афинском аэропорту.
Как Арон, мелькнуло у нее. Я терпеть не могла, когда он пил прямо из горлышка. А теперь делаю то же самое.
Она отперла дверь. Полиция ее не опечатала.
Возле двери лежали рекламные буклеты, писем не было. Только открытка от какого-то Вильгота, восхищенно описывавшего крепостные стены Ирландии. На зеленом фоне открытки виднелся склон, ведший к седому морю, но, как ни странно, ни одной крепостной стены. Луиза неподвижно, затаив дыхание, стояла в прихожей, пока не сумела совладать с нервами и с инстинктивным желанием убежать прочь. Потом сняла пальто, сбросила туфли. Не спеша осмотрела квартиру. Простынь на кровати не было. Вернувшись в прихожую, она присела на скамеечку рядом с телефоном. Мигала лампочка автоответчика. Она нажала на кнопку прослушивания. Сначала какой-то Ханс спрашивал, не пойдет ли Хенрик в Этнографический музей на выставку перуанских мумий. Затем раздался щелчок, звонивший не оставил сообщения. Пленка крутилась дальше. Вот ее собственный голос, звонок из дома Мицоса. Она отметила радость, звучавшую в ее голосе, по поводу предстоящей встречи, которая так и не состоялась. Второй звонок от нее, из Висбю. Нажав на кнопку перемотки, она прослушала кассету еще раз. Сперва Ханс, потом неизвестный, потом она сама. Луиза сидела возле телефона. Лампочка перестала мигать. Зато в ее душе загорелся огонек, такой же, как на автоответчике, сигнал, предупреждающий, что поступили сообщения. У нее внутри было сообщение. Задержав дыхание, она попыталась уловить ускользающую мысль. Сплошь и рядом бывает, что кто-нибудь звонит, дышит в трубку и вешает ее, ничего не сказав, она и сама порой так поступала, Хенрик наверняка тоже. Внимание Луизы привлекли ее собственные сообщения. Слышал ли их Хенрик вообще?
Внезапно ее осенило. Он ничего не прослушивал. Звонки шли в пустоту.
Ей стало страшно. Но сейчас нужно собрать все силы, чтобы найти следы. Хенрик непременно что-то ей оставил. Она прошла в комнату, которую он использовал как кабинет, там же стояли музыкальный центр и телевизор. Став посередине, она медленно огляделась.
«Вроде бы всё на месте. Уж слишком прибрано, — подумала она. — Хенрик не имел привычки убираться. Мы иногда спорили, что лучше — быть педантом или нет». Она снова обошла квартиру. Может, уборку сделала полиция? Надо выяснить. Она нашла телефон Ёрана Вреде и, к счастью, застала его. Слышала, что он занят, и потому спросила лишь об уборке.
— Мы не производим уборку, — ответил Ёран Вреде. — Но, естественно, восстанавливаем порядок, если его нарушили.
— Простынь на кровати нет.
— За это мы вряд ли можем нести ответственность. У нас не было причин забирать что-то из его вещей, поскольку речь не шла о преступлении.
Он извинился, сказал, что очень спешит, назвал время, когда можно завтра ему позвонить. Луиза снова замерла посредине комнаты, продолжая обозревать ее. Потом осмотрела бельевую корзину в ванной комнате. Никаких простынь, только пара джинсов. Она методично обследовала всю квартиру. Но грязных простынь так и не обнаружила. Села на диван, стала разглядывать комнату с другого ракурса. Что-то в этом идеальном порядке не сходится. Она никак не могла определить, в чем именно заключается несоответствие тому, что она ожидала увидеть. «Хенрик никогда бы не взялся за уборку, чтобы сообщить мне что-нибудь», — подумала она. Вот что не дает ей покоя. Она прошла на кухню, открыла холодильник. Там практически ничего не было, но другого она и не ждала.
Затем Луиза сосредоточилась на письменном столе. Выдвинула ящики в тумбах. Бумаги, фотографии, старые надорванные посадочные талоны. Наугад выбрала один. 12 августа 1999 года Хенрик летел в Сингапур на самолете компании «Куонтас», место 37 G. На обороте он записал: «Не забыть, телефонный разговор». И больше ничего.
Мало-помалу она приближалась к его жизни, к прежде неизвестным ее сторонам. Приподняла подкладку на письменном столе, украшенную изображениями кактусов в пустыне. Под ней лежало одинокое
