Танстолл решил эту задачу: послал Аллена стучать во все двери подряд и просить жильцов входить- выходить по пожарной лестнице. У жильцов первого этажа такой возможности не оказалось. Туда можно было попасть только через входную дверь.
– Ты велел им не выходить, пока мы здесь не закончим? – спросил Танстолл вернувшегося Аллена.
Аллен ухмыльнулся.
– Об этом не беспокойся, напарник, – ответил он. – Большая часть жильцов этого дома – девушки, работающие в ночную смену, если ты понимаешь, что я имею в виду.
– А? – переспросил Танстолл. Шестеренки в его черепушке слегка провернулись со скрипом, и он повторил: – А! – на этот раз более осмысленно. – Что ж, раз они проститутки, то лучше одному вернуться переписать их имена на тот случай, если им вздумается слинять.
– Нечего смотреть на меня, – сказал Аллен, готовый сражаться за свое право оставаться в первых рядах.
С двух противоположных концов проезда одновременно подлетели две полицейские машины. Танстолл и Аллен ухмыльнулись друг другу.
– Отсекли! – сказали они в один голос.
В течение десяти минут улица была блокирована, у подножия пожарной лестницы выставлен полицейский. Через кордоны пропустили полицейского врача, пришедшего пешком. Возле одной из машин он натянул поверх одежды белый защитный костюм. Прежде чем идти дальше, он прикрепил поверх костюма бедж с удостоверением личности и надел бахилы. Проходя мимо второй машины, он заметил женщину, сидевшую на заднем сиденье. Хрупкая, лет тридцати с небольшим. Роскошные волосы до плеч, рыжеватая блондинка. На ней были хорошо скроенные брюки и свободная красная туника.
– Грейс?
Дверь машины открыта настежь, она, должно быть, слышала его голос, но почему-то не отозвалась.
– Грейс, ты?… – Врач посмотрел на мусоровоз с выключенным двигателем и мусорщиков, кучкой сбившихся у кабины. – Так это ты ее обнаружила?
Грейс медленно подняла на него глаза. Лицо бледное, волосы взъерошены.
– Она совсем еще девочка?… – полувопросительно сказала Грейс. Во взгляде ее застыли тревога и непонимание. – Ей вряд ли больше семнадцати.
– Ты прикасалась к телу?
Грейс покачала головой. Это движение вызвало у нее приступ тошноты, и она судорожно сглотнула, на секунду закрыв глаза.
Полицейский врач натянул перчатки и закрыл маской рот и нос. Только после этого натянул капюшон. Казалось бы, пустячная деталь, но такова установленная процедура, а он любил процедуры: они вносят порядок в хаос нашего мира.
Он прошел к мусорке, кивнув одному из постовых полицейских. Много времени ему не потребовалось.
– Можно увозить, – сказал он вскоре.
Грейс пришло на ум, что он говорит как копы в американских боевиках. И другие полицейские тоже. Она даже подумала, какие можно дать толкования всему тому, что ей довелось услышать сегодняшним утром, но затем поняла, что это не имеет никакого значения.
Ничто не имеет значения по сравнению с такой ужасной смертью.
Глава 3
В отделе уголовного розыска полицейского участка Токстет вовсю кипела работа. Вооруженный грабеж, взлом в начальной школе, угнанная машина найдена сожженной на Грэнби-стрит, несколько краж мобильных телефонов у студентов.
– Если бы они не носили эти чертовы телефоны как модные побрякушки, их бы не воровали, – ворчал сержант Фостер.
У Ли Фостера и Джеффа Рикмена был на двоих один закуток, отделенный хлипкой стеклянной перегородкой, в дальнем конце занимаемого отделом помещения.
– Обычно тебя не приходится упрашивать поболтать с какой-нибудь наивной первокурсницей, – заметил Рикмен, взглянув на друга поверх бюджетного отчета.
Фостер только что вернулся из отпуска, который провел, сплавляясь по бурной реке в Скалистых горах Канады. Он похудел, и его зеленовато-синие глаза выразительно сверкали, подчеркнутые загаром. Рикмен мимоходом поинтересовался, сколько сердечных побед удалось одержать Фостеру в отпуске и не слишком ли этому мешало отсутствие фена и фиксажа для волос.
Фостер засмеялся:
– Я предпочитаю опытных женщин, а им плевать на мелкие недостатки внешности!
– Ты, конечно же, шутишь? Да никакая женщина с опытом не подпустит тебя ближе чем на три шага!
Фостер милостиво соизволил согласиться:
– Это моя личная трагедия: я обречен быть непонятым и недооцененным.
– Твоя личная трагедия, – возразил Рикмен, – это отсутствие такта.
Фостер задумчиво кивнул. Достав из кармана скомканный клочок бумаги, он развернул его и зажал между указательным и средним пальцами.
