тюремный двор и за решетку, чтобы в том бедным людям тяготства и мучительства не было'. В тобольском остроге и эта статья сбора влазного с вновь поступающих отдавалась иногда на откуп. Взявший ее вносил от 2 до 3 рублей в месяц и обязывался на свой счет нанимать профосов, но пользовался за себя и за своих помощников двойною против других дележкою.
34
Эта часть также иногда отдавалась на отдельный откуп, как и право собирать влазное. Новичок, чтобы откупиться от параши, платил в артель обыкновенно от 3 до 5 руб. сер.; опытные и тут попадали на 50 коп.; но бродяги вносили только 3 коп. Право топить баню артель также продавала одному лицу, называемому банщиком. Стоило право 2–3 руб., а гарантия этих денег заключалась в Устройстве за условную (и довольно высокую) плату любовных свиданий.
35
Чтобы дольше и прочнее держалась ртуть на олове, приготовленный для монеты оловянный кружок арестанты кладут в рот на целую ночь, чтобы, таким образом, отделить с него окись.
36
Во время Святой недели откуп воды сдавался рублей за семь.
37
См. доктора Кривошапкина 'Описание Енисейской губернии'.
38
Вместо щетины для этой же цели берут нитку из дерева, называемого волчье лыко. Кончик нитки оставляют торчать наружу, чтобы после вытянуть, ибо лыко не щетина, держать долго нельзя; делается краснота и приключается большой жар.
39
Дворы — обыкновенные горизонтальные работы (орты и форшлаги), проводимые непосредственно одно над другими. Они всегда идут по рудам и употребляются более для выемки их на очистку, также и для преследования их по падению. Сначала ведут по руде обыкновенный горизонтальный ход, укрепляемый временною или фальшивою крепью из двух стоек и переклада на 1–2 сажени; потом эту крепь заменяют настоящею.
40
Лиса — железная полоса в полтора или два пуда весом.
41
Колок — сырое место в пади с густою растительностью, среди слабой растительности в окрестностях.
42
Вот что, между прочим, рассказывает в подтверждение нашего сведения хроника Петровского завода о числе бежавших, средним счетом, по месяцам: в январе из ссыльнокаторжных 2, в феврале 10, в марте 4, в апреле 65, в мае 35, в июне 32, в июле 21, в августе 10, в сентябре 28, в октябре 11, в ноябре 12, в декабре ни одного. Числовые данные побегов по другим тюрьмам идут почти в той же прогрессии, на изменение которой, конечно, имеют влияние климатические условия. До некоторой степени эти цифры можно считать барометрическим указателем, что такой-то зимний месяц в таком-то году был крепко морозен и такой-то весенний был также холоден, как в данном примере март и декабрь. Устоял декабрь с оттепелями — цифра побегов подцветилась; бежало много в январе — значит, теплый стоял, и тому подобное.
43
На тему встреч с медведем вот еще один рассказ беглого: 'Идем, отдавшись на волю Божию. Иной раз, кроме зайцев, редко кто из живых встречается, а ингодь наш брат и на медведя напарывается. Мне раз встретился; было ружье у меня, надо бы его поставить на сошку да стрелять ему в сердце, так заряд-от у меня был беличий. Выстрел рассердил только. Да дерево мне на боку подвернулось — спрятался. Стал он меня ловить, а я успел из-за пояса топор выхватить; хотел рубить по лапам, да он всякой раз сдогадается и отобьет топор. Попятился раз, сгреб в лапы пень, положил его к дереву, притащил другую корягу, третью, четвертую и опять полез на меня. Рассудило лесное чудовище, что пни помешают мне бегать, да и я не у него учился: через пни прыгал, да успевал и отталкивать временем тем из-под ног своих. Свечерело; медведь уходился, да и я весь в мыле. Стали мы отдыхать оба. Он отошел и лег на землю, голову положил на пень, глаза навел на меня. Он лежит, да и я стою, не шевелюсь. Думаю: шевельнись я — и он вскочит. Легонечко, приемов, надо быть, в 20, так и этак крадучись от зверя, успел я зарядить ружье. Наступила ночь и темно стало. Зарядил я ружье. Восток закраснел, а там и рассвело и медвежьи глаза не так стали страшны. Успел я поставить ружье на сошку и не снимался с места, чтобы не огорчить его. Тихим манером, ему не в приметку, стал я наклоняться к прикладу, а глаз с него не свожу, так вот поедом и едим друг дружку бурлаками-то своими. Обманул я его, выстрелил; он словно угорелый метнулся на меня, хватился о дерево так, что-то застонало даже. Растянулся. Я опять зарядил всем зарядом, что было его у меня,
