Дом Иветты

Рагимовичу, занявшему новый кабинет с видом на бульвар, позвонила Коршунова.

- Как записать вашего младенца? - спросила она.

- То есть? - не понял Касумов.

- Фамилию, имя, отчество.

Размышлять долго не пришлось. Осенило сразу. Хитро улыбнувшись, он сказал:

- Записывайте...Фамилия - Дадашев. Имя - Галиб - в честь будущей нашей победы. Отчество Аронович.

- Аронович? - услышал он растерянный голос Коршуновой.

- Ничего не поделаешь. Так звали его отца.

Звонок правительственной связи раздался в самую сладкую пору сна. Шел четвертый час пополуночи.

- Адыль Рагимович, - услышал он голос своего заместителя Александра Левашова.- У нас - прокол. Полчаса назад в своей квартире была убита Манучарова Иветта Самвеловна и ее девятилетняя дочь.

- Кто? - переспросил Касумов.

- Манучарова..., - и чтобы было ясней, Левашов добавил:

- Ну та самая... Бандерша. Содержательница бардака.

- Так это не прокол, Саша. А нечто хуже.

Сна как не бывало.Это был провал. Причем оглушительный. Ведь он, начальник следственного управления Прокуратуры Республики, лично от Первого секретаря ЦК получил задание взять на разработку подпольный Дом терпимости и наконец установить тех его клиентов, кто ограждал бандершу Иветту и ее грязное заведение от разоблачений. Речь, разумеется, шла о зажравшейся партийно-правитель-ственной элите.

В тот же самый день, после беседы с Первым, Касумов установил за 'Домом Иветты', как называли бакинцы, тот известный всем притон, круглосуточное наружное наблюдение. Бросил туда лучшие силы. Сам подобрал, умеющих держать язык за зубами, профессиональных фотографов и кинооператоров.

Вчера со дня операции минуло три месяца. И вчера он своей властью продлил срок разработки еще на 15 дней. На всякий случай. Хотя материалов со взрывными фактами накопилось более чем достаточно... И вот тебе на!

Нет. Первый не простит смерть главного виновника и свидетеля. Не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться об утечке информации. Она явно исходила от человека, у которого сосредотачивались все донесения. А таким человеком был он - Касумов...

Правда и соблазн был велик. Слишком уж крупная птица засветилась в 'Доме Иветты'. И 56-летний Адыль Касумов снова поставил на сделку. Думал купить кресло Прокурора Республики. Ему и в голову не могло придти, что этот, попавший ему в силки, благообразный, с пугливыми глазами, партийный босс может предпринять столь коварный шаг. Такого поворота дела Касумов не просчитал.

'Нет, Первый не поверит в случайное убийство. И будет прав. Надо думать!' - сказал он себе и решительно распахнув двери, шагнул в квартиру убитой бандерши.

Смерть Иветты была страшной. Обезумевший садист, вероятно, долго измывался над ней. Пытал по-черному. Судя по узнаваемым следам ожогов, гладил раскаленным утюгом, резал грудь, выколол глаз... А добившись того, что хотел, тем же утюгом истолок череп. Но хуже всего было другое. На паркете, из кишок Иветты выложил слово 'Сука'. Выкладывал, по всей видимости, с нечеловеческим хладнокровием и большим тщанием. Это больше всего и потрясло видавших виды экспертов. Во всяком случае, следователь по особо важным делам Карина Жамкочян, увидев представшее, - лишилась чувств. К моменту прихода Касумова в ней ничего не выдавало той минутной слабости, что свалила ее с ног. Разве только зеленоватая бледность. В остальном как всегда собранная, отрешенно-холодная и деловитая. Ее умные и жесткие глаза метр за метром просматривали каждую из четырех комнат. Голос был четок и спокоен.

- Девочку не трогать! И вообще ни к чему не прикасаться - донесся из спальни ее властный окрик.

Ей что-то возразили.

- Не препирайтесь! - оборвала она. - Приведите лучше фотографа. Начальника следственного управления сумели поднять с постели, так, будьте любезны, поднимите фотографа.

Касумову Карина Рубеновна нравилась и как следователь, и как женщина. Умна, обоятельна, грациозна. Он, не скрывая, восхищался ею. И сейчас, услышав ее слова, Касумов возмутился отсутствием фотографа, а затем, глядя в сторону Левашова, обьявил:

- Следствием займется Карина Рубеновна. Она докопается.

- Убийца, кстати, задержан, - сообщил Левашов.

Оказывается ребята 'наружки' видели как тот субъект прошел в квартиру Манучаровой.

Дверь не взламывал. Он что-то сказал и Иветта открыла ему... Через полтора часа к подьезду подкатило такси. И из квартиры Манучаровой тотчас же с двумя чемоданами в руках, вышел тот поздний ночной гость. Ноша для него, здорового парня, очевидно, была неподьемной. Чемоданы он не нес, а волок... Хорошо догадались одного из 'наружки' послать вслед за отьехавшим такси.

- В чемоданах, - докладывал Левашов, - обнаружили большое количество драгоценностей, около миллиона рублей, сто тысяч долларов и, принадлежащую Манучаровой соболью шубу. Паспорт у задержанного оказался фальшивым. С явно подклеенной фотографией. На имя Козлова Юрия Николаевича. Личность устанавливается...

- Я все установлю, Адыль Рагимович, -вмешалась Жамкочян.

- К 12 часам дня вы будете обладать всей информацией ... Кто? За что? Почему?

...Жамкочян он вызвал к себе часа в три дня. Она была грустна и оттого, наверное, еще прелестней чем когда-либо.Казалось, что в иссиня-серых глазах ее лежит снег, а на нем мерцают золотые лоскуты закатного солнца. Ну точь - в точь, как на вершинах его родных Кельбаджар. Ему страшно как хотелось взять ее лицо в ладони и...Она это почувствовала и с укоризной, мол не место, остановила его.

- Хорошо, - нехотя согласился он.

- Дело в том, Адик,что я сызмальства дружила с Иветтой.

- Но в 'Доме Иветты' тебя не засекали, - ввернул он.

- Да нехорошим делом она занималась... Тем не менее, согласись, какие у ней были организаторские способности! Какой была умницей! Так сумела поставить дело, что о ее 'Доме' знали во всем СССР... При всем при этом, Адик, Иветта была несчастной женщиной. С несложившейся личной жизнью. Ее надломил развод с Манучаровым...

- А что ты хотела от него?! Он застал ее в постели с любовником.

- Да за ней водился такой грешок. Погуливала... Отец ее - Самвел Саркисович часто устраивал ей нагоняи. Переживал за нее... Ты кажется когда-то работал с ним?...

- Работал, - задумчиво протянул Касумов. - Я Самвелу благодарен за многое. Он научил меня нашему делу. Но особенно за то, что Самвел рекомендовал тебя ко мне на службу... Кстати, как он? ...

- Болен. В клинике. Подскочило давление...О случившемся пока не знает...

- Ну ладно, Кариночка... Давай о деле.

- Убийца рецидивист, - рубленными фразами докладывала она. - Дважды осуждался за разбои. Год как в бегах. Находится во Всесоюзном розыске. Работает в одиночку. Фамилия Кортиков Сергей Иванович. Эта фамииля его приемных родителей. Он взят был ими из детдома в возрасте полутора лет. В списках детского дома Кортиков значился под другой фамилией... Дадашев Галиб Аронович...

- Что ?! - вскинулся Касумов. - Не может быть!!

- Правда странно... Дадашев и вдруг Аро-нович, - поняв реакцию шефа по-своему сказала Жамкочян.

- Страшно как странно, - глухо проговорил Касумов.

- У меня в руках справка... Посмотри...

- Не надо! Не надо! - отшатнулся он от протянутой бумаги.

- Что с тобой, Адик. На тебе лица нет.

- Ничего. Оставь меня.

Остановил он ее у самых дверей.

- Карина, сходи к старику Григоряну. Расскажи.

Самвел Саркисович проснулся в прекрасном расположении духа. Весь день хотелось петь. И он напевал. И шутил. И заигрывал с медсестрами. И зазывал в палату ходячих больных, потучуя их разными яствами, от которых ломился стол. Несколько раз звонил дочери. Телефон не отвечал.

- Ушла негодница,- жаловался он, мерившему ему давление врачу.- Теперь придет без моей внучки. А внучка у меня - чудо! Посмотрит, крикнет: 'Дед!' - и словно год жизни дарит.

Ближе к вечеру пришла Жамкочян.

- Кариночка! Радость моя!... Ты одна. Без Иветты.

- Что такое? Что случилось? - почувствовав недоброе спросил он.

- Она не придет, Самвел Саркисович...

И разрыдавшись, Жамкочян стала рассказывать старику обо всем случившемся.

- Убийца, дядя Самвел, выродок человеческий. Его зачал зверь...

- Кто он? - спросил Григорян. - Что за женщина родила его?

- Дадашев Галиб Аронович... Так он значился в списках Шувелянского детского дома.

- Что?! - вдруг закашлявшись, выдавил старик. - Не может быть! Лицо его побагровело. Глаза выпучились. И из полураскрытого рта с хрипом вырвалось:

- Потаскуха...

На похоронах семьи Григорян Адылю Рагимовичу неожиданно стало плохо. В сердце словно острыми клыками вцепилась собака. Он вскрикнул и тяжело повалился на изгородь чьей-то могилы.

Очнулся Касумов в больнице. Глядя в лицо склонившемуся над ним врача, он тихо не без ужаса прошептал:

- Арон?!... Это ты?!....

- Я - врач. К вам дочка.

- Арон... Не смотри так... Я тоже мучался... Но жил... Это хуже, Арон...

- Папа, ты что меня не узнаешь? Это - я ... - сказала дочь.

Поймав ее за руку, Касумов потянул дочь на себя.

- Рена... И ты здесь?... Такая же... Нисколько не изменилась... Я тебя любил... Очень любил... Не молчи... Не молчи... Виноват я...

- Это я, папа!... Лейла... Доктор, что с ним?

Вместо ответа врач крикнул:

- Сестра! Срочно реаниматоров!...

Глядя стынущими глазами на дочь, Касумов с усталым отчаянием произнес:

- Боже! Страшна твоя месть...

апрель 1997