нить — их никто не увольнял, наоборот, их пытались
удержать всеми методами. Витя напечатал заявление на
машинке, чем привел шефа в ярость.
В голове вертится фраза: «Партия вам не проход-
ной двор! На каком основании вы сочли возможным
прорваться на трибуну высшего военно-политичес-
кого, ордена Боевого Красного Знамени, общевой-
скового, ордена 'Знак Почета' Ленинградского Выс-
шего государственного мюзик-холла?!!»
В 1970-м мы стартовали. Второй раз за жизнь. Вер-
нулись в Одессу, где тоже не были нам рады, но нам
здорово помогла холера 1970 года. Из всех холер самая
прогрессивная. Режиссер Левитин, гремя жестью, уе-
хал с криком «Жду в Москве!», секретарь обкома Ли-
дия Всеволодовна Гладкая переменилась в лице — я ее
догнал на улице:
— Спектакль не принят?
— Принят, принят, играйте что хотите.
Такую свободу и изобилие я видел только в день
смерти Леонида Ильича, когда была оцеплена Москва
и продавцы зазывали в магазины. И в районе радиации.
То есть жизнь показывала, что есть несчастья большие,
чем плановое хозяйство, и мы повеселились!
Обсервация на т/х «Таджикистан», полные бары
подозреваемых в скорой смерти, музыка и лучшее, что
есть в глуши, — беспорядочные связи (зачеркнуто),
знакомства (зачеркнуто), дружба (зачеркнуто), любовь
(зачеркнуто), контакты (зачеркнуто), счастье (зачерк-
нуто).
Первый выезд в Ростовскую область. Первые гаст-
роли. Автобус Фурцевой — фурцевоз, село Жирновка.
— Эй!
— Чего?
— Артисты приехали.
— Какие еще артисты, ёлкин дуб?
— Да вот эти, что на афише…
— А, эти? Так у нас не захотели, езжайте в Белую
Калитву, может, там захотят.
Так мы ехали по деревням, и никого. Не захотели!
Но мы в Ростове перед отъездом записали на телевиде-
нии «Авас», вернулись в Ростов — директор филармо-
нии подозрительно смотрит, еще просит остаться. Сту-
лья ставят. Из обкома звонят.
Аншлаг!
Отныне мы влюбились в это слово, в это состояние.
Пусть говорит, кто хочет, пусть неполноценно хнычут
о массовом, не массовом, если ты вышел на сцену и произ-
носишь монолог, постарайся, чтоб в зале кто-то был. Даже
политиков это тревожит, а уж театр обязан иметь успех.
Раб начинает так: «Они виноваты в том, что я…»
…Свободный: «Я виноват, в том, что я…» Кровью, потом
и слезами полита дорога к аншлагу и стоит он, недол-
гий, на крови, поте. Да здравствует наша страна — по-
кровительница всех муз. Да здравствует партия — по-
кровительница страны, покровительница всех муз.
— Товарищи, товарищи, здесь режимная зона… Мало
ли что… Мало ли что… Прошу… Прошу…
— Михаил, о чем мне писать, как вы думаете? Я хо-
чу узнать, что сейчас волнует молодежь, я изучаю их
жаргон, я специально хожу на рок-группы. Я узнаю,
что их волнует, я напишу об этом.
— Пиши, может, и тебе передастся.
Из Ростова после успеха, слишком хорошо отдохнув-
шие, прямо попадаем на конкурс артистов эстрады, под-
тверждая железное правило, что невыспавшемуся, без-
различному, наплевавшему на все — везет. Разделяем
первое и второе места с Кокориным, которого сейчас за-
служенно никто не знает, потому что не надо письма Ле-
нина с эстрады читать, мы до сих пор в них разобраться
не можем. Отныне участвуем в идиотской конкуренции.
С одной стороны — герои и лауреаты, которых никто не
знает, с другой стороны — беспородные, которых знают
все. Вернулись на ридну Украину в Киев. Я был персо-
нально приглашен к директору Укрконцерта.
— Товарищ Жиманецкпй! Крайне рад за вас. Зна-
чит, чтоб вам было ясно, сразу скажу: такое бывает раз
в жизни. Сейчас это у вас будет.
— Конкурс, что ли?
— Та нет. Мы ж не дети. Кому той конкурс здався…
Щас я вам скажу. Петр Ефимович Шелест лично вы-
черкнули из правительственного концерта Тимошенко
и Березина и лично вписали вас. Я вижу, вы плохо
представляете, что это значит… Это значит: мы з вами
С рем карту города Киева. Вы, писатель Жиманецкий
и ваши подопечные Карченко и Ильцев, ткнете мне
пальцем в любое место карты и там будет у вас кварти-
ра. Такое бывает раз в жизни.
А мы поехали в Одессу, где посторонние люди нам ме-
няли концовки, где заменяли середину, где вычеркивали
и вычеркивали и снова ехали в Киев, умоляли не трогать.
А зампред Одессы по культуре Черкасский говорил:
«А я министру говорю, что ж ты все режешь, чем ты
хвалишься. В Херсон поехал, снял программу, в Одес-
се запретил, во Львове срезал, где ты хоть что-нибудь
разрешил, скажи. Счас мы з вами зайдем. Вы увидите,
какой это жлоб».
Секретарь обкома Козырь: «Что такое, что вы бье-
тесь, какие проблемы? Записываю целево максималь-
но для исполнения, лично держу на контроле. У нас
