Затейливая резьба украшала наличники окон, на крышах скучали в неподвижности нарядные флюгера. Посредине улицы друзья усидели странное сооружение: гладкие столбы, соединенные перекладинами, а поперек перекладин длинные жерди. К ним были подвешены крупные рыбины, связанные попарно хвостами.
Около этого сооружения сидел на лавочке очень древний старик. Несмотря на теплый полдень, он был одет в меховые сапоги и тулуп. Старик задремал на солнышке, но при появлении незнакомцев сразу пробудился и стал смотреть на них с откровенным детским любопытством.
- Сторожишь рыбу, дедушка? - обратился к нему Цветков.
- А как же, - сказал старик, - треску сторожим. Вишь, елуй для рашкерки. На елунцах - палтухи, - старик указал на перекладины, а потом ткнул в длинную, метров в десять, жердь, - на палтухах решетины висят. Как бы собаки не сцапали... А вам кого? - вдруг спросил он.
- Нам председателя, - ответил Цветков. - Где бы его найти?
- А вот он сам, - сказал старик.
На крыльцо нового дома вышел человек небольшого роста. На его выцветшей гимнастерке виднелись одна желтая, две красные нашивки и две планки с цветными полосками орденских ленточек.
Приезжие подошли к крыльцу.
- Сергей Петрович Миронов? - обратился к нему Цветков.
- Точно. А вы кто будете и откуда? - спросил председатель.
У него был тот же окающий говор, что и у Якушева.
Цветков назвал себя, сославшись на Рашкова, затем познакомил председателя с Гущиным.
- Ученику славного Николая Фомича привет и почет! - обрадованно сказал Миронов, явно гордясь знакомством с академиком. - Как же, бывал он у нас. Вам, товарищ журналист, тоже интересно будет познакомиться с нашей работой.
- Еще бы!
- Вот что, Сергей Петрович, - сказал Цветков, - мы к вам по особому поручению Николая Фомича.
- Отлично! - ответил Миронов. - Чем надо - помогу.
Он пригласил их в дом. Тут помещалось правление колхоза. Пройдя через большую комнату, где несколько человек щелкали на счетах, гости вошли в светлую угловую комнатку. Там у стен стояли две аккуратно застланные койки, в одном углу - одностворчатый книжный шкаф, а в другом - знамя из темно-алого бархата с густой золотой бахромой. На столе лежало несколько брошюр.
- Это у вас красный уголок? - спросил Гущин.
- Нет, комната для приезжающих, - ответил Миронов. - У нас тут не красный уголок, а целый клуб есть. Сейчас вас будут кормить обедом, - добавил он без всякого перехода.
- Спасибо, Сергей Петрович, мы недавно в поезде основательно закусили, возразил Цветков. - А не выслушаете ли вы нас сначала? Есть у вас сейчас время?
- Говорите, говорите!
Цветков рассказал, зачем они приехали.
- Вам такие утки не попадались? - спросил Гущин.
- Нет. Не встречались. Так вот вам охотник говорил, что эти птицы летят с полуночи. А сегодня как раз с нашей брюги пойдет в море дрифтер...
- Что с чего пойдет? - не понял Гущин.
Миронов засмеялся:
- С непривычки наших поморских слов не поймешь. Брюга - это пристань по-вашему. А дрифтер - тоже москвичам в новость. Судно, которое тянет плавные сети. Пойдет дрифтер на полночь. Если эти птицы вправду с той стороны летят, кто знает, может, вам и повезет. А потом я думаю, что вам поплавать интересно будет.
- Конечно! - согласился Гущин.
- Ну да. Увидите, как работаем. Наш Север дает большую часть рыбы для Советского Союза, да еще на экспорт отправляем. И с каждым годом больше будем давать!
Он стал словно выше, прямее. Гости с удовольствием смотрели на него.
- Я тоже на дрифтере пойду с вами вместе, - продолжал Миронов и вдруг направился к двери. - Сейчас обед пришлю. Мы уже обедали, так что вам вдвоем придется.
- Да ведь я вам только что говорил, Сергей Петрович, - мы сыты! - крикнул ему вдогонку Цветков.
Но Миронов не слушал его.
- Отдохните, - сказал он, обернувшись, - а через полчасика поднимем якорь.
- Вот и материал для очерка! - обрадовался Гущин. - Председатель-то, видно, энтузиаст своего дела.
- Ну что же, - улыбнулся Цветков, - ни пера, ни чернил!
- Что такое? - удивился Гущин.
- А как же, - пояснил Цветков, - ведь охотнику говорят: ни пуха ни пера! Мне этого пожелал Рашков. А литератору надо говорить: ни пера, ни чернил!
Гущин рассмеялся:
- Уж ты скажешь!
Тихонько постучали в дверь.
- Войдите, - сказал Цветков.
Вошла высокая девушка с толстой русой косой. Она застенчиво поздоровалась с гостями, поставила на стол обед и, пожелав приятного аппетита, ушла.
Обед состоял из кетовой икры, лапши, вареной рыбы и овощей - салата, редиса и моркови.
- Отметь-ка, Сурок, в своем очерке, - сказал Цветков, - свежие овощи на Севере стали будничным явлением.
Не успели они кончить с обедом, пришел Миронов.
- Ну как, товарищи, вы очень устали с дороги? Дрифтер скоро поднимет якорь.
- Ничуть не устали, - возразил Гущин. - А разве колхоз имеет собственное судно?
- Нет, пока не имеет, - ответил Миронов, - но обязательно заведем. А дрифтер нам дает МРС.
- Ну, уж расшифровывайте сразу, - попросил Гущин.
- Моторно- рыболовецкая станция, - пояснил Миронов. - Эти станции для нас то же, что МТС для земледельческих колхозов.
Они втроем вышли на залитую солнцем улицу. Ребятишки стайкой бежали из школы. Белые куры леггорны деловито рылись в земле. Давешняя девушка с косой сидела на крыльце.
- Сонюрка, убери в приезжей, - негромко сказал ей Миронов.
До гавани было не близко, и по дороге москвичи расспрашивали Миронова о колхозе.
Оказалось, что правление помещалось в старой части колхоза. За последние годы село сильно разрослось. Новая часть прилегала к морю и резко отличалась от старой.
Очень широкие и прямые, усаженные деревьями и кустарниками улицы пересекались под прямыми углами, разбивая поселок на правильные квадраты. На небольших площадях зеленели скверы. Сквозь поредевшие и пожелтевшие кусты были видны белые и зеленые скамьи, маленькие фонтаны и клумбы с яркими осенними цветами.
На усыпанных желтым песком площадках играли маленькие дети.
Возле самой пристани возвышались два новых больших кирпичных здания.
- Вот и наш клуб! - гордо сказал Миронов, указывая на дом с садом, где среди зелени и цветов белели статуи. - Жаль, что сейчас не успеете все осмотреть - дрифтер скоро отойдет... А это наша сушилка и консервный завод. Только-только ввели в эксплоатацию.
- Какая сушилка? - не понял Цветков.
- Электрическая, рыбу сушить, - ответил Миронов.
- А как же старик? - удивился Гущин.
- А вы с ним познакомились? - засмеялся Миронов. - Это музейная редкость. Старик заслуженный, о покое и слушать не хочет. Ну, мы и решили оставить ему такой... как бы островок прошлого. Пусть считает себя полезным для колхоза. Да оно и впрямь полезно: молодежь будет видеть, как раньше работали и чего теперь достигаем!
У пристани стояло небольшое судно с отклоненной назад трубой. У кормы и носовой части высились мачты, соединенные антенной. На корме белели крупные буквы: 'Арктика'. Море было так спокойно, что корабль казался вплавленным в синее стекло. Кто-то закричал с палубы:
- Катай якорь!
Когда гости и Миронов поднялись на палубу, завизжала лебедка, накручивая якорный трос. На палубе началось оживление. Немного спустя дрифтер стал чуть вздрагивать. Солнце едва заметно повернуло к западу.
- Вы очень заняты, Сергей Петрович? - спросил Гущин, привычным движением доставая блокнот и плохо очиненный карандаш: у него никогда не хватало терпения аккуратно очинить.
- Нет, не очень, - ответил Миронов. - Можете, если хотите, спрашивать. Тут в основном техник из МРС распоряжается.
- А скажете, почему вы так поздно выходите в море?
- Как 'поздно'? - не понял Миронов.
- Ну, не ранним утром.
- А... сети долго будут выметывать. К ночи кончат... Так это и надо. Днем плавными сетями не ловят: рыба видит сеть... А за ночь ее много наберется. На восходе сети выбирают.
Миронов родился и вырос здесь, на побережье. Всю свою жизнь, кроме четырех лет, проведенных на войне, он занимался рыболовством; немудрено, что дело свое он знал и мог немало порассказать приезжим.
- Вот, например, сельдь, - говорил Миронов. - Она может край обогатить, а то вдруг исчезнет, и несколько лет подряд ее нет.
- А почему же исчезает сельдь, это известно? - спросил Гущин.
- Не совсем, - ответил Миронов. - Одно можно сказать: лов сельди неодинаковый. В разные годы вода в море бывает теплей или холодней. А от этого зависит питание сельди. Знаете, чем она питается?
- Какими-нибудь рыбешками... - замялся Гущин.
- Нет, - сказал Миронов. - Питается она планктоном. Это самые мелкие твари, их только в микроскоп видно. Море прямо кишит ими. Они для многих рыб главная пища. Думаем так: в какой год больше планктона - больше и сельди.
Карандаш Гущина летал по бумаге.
Внезапно Миронов встал.
- Пойдемте - посмотрите, как выметывают сети.
Дрифтер шел на небольшой скорости, и за кормой завивались круги небольших водоворотов. Цветков и Гущин только теперь увидели, что часть сетей уже спущена. А дрифтер безостановочно шел вперед, оставляя за собой все новые сети.
- Давай конец! - раздался низкий мужской голос, оглушительный среди безмятежного моря.
- Я помню, как удивился в детстве, когда узнал, что моряки называют концом канат, - шепнул Гущин Цветкову.
Миронов услышал. С улыбкой, которая казалась неожиданной на его худощавом лице, он сказал:
- Нет, так у нас зовут сети.
- А
