– Ну как, господа, нашли преступника?
– Да, и представьте себе, его зовут Раймон Буйон! Сбитый с толку, Джулиано вскинул глаза на Ошкорна. Потом он расхохотался.
– И правда, я совсем забыл, что вчера вечером давал показания комиссару. В любом случае, – продолжал Джулиано, – Раймон Буйон может быть абсолютно спокоен. Ведь в то самое время, когда совершалось убийство, он находился под надзором полиции!
– Дорогой друг, – самым серьезным тоном ответил ему Ошкорн, – мы, полицейские, народ особый, мы не полагаемся на то, что лежит на поверхности. Все верно, вы сидели рядом с нами, но кто знает, кто знает…
Жан де Латест, предупрежденный о приходе инспекторов, вышел им навстречу и провел в кабинет дирекции. Неподалеку от кабинета толпились несколько человек, вполголоса разговаривали. Какой-то молодой человек сидел на табурете и. казалось, был погружен в глубокое раздумье.
«Паль, наверное, – подумал Ошкорн. – Он так же красив в жизни, как и на сцене».
В отдалении особняком стояли молодые мужчина и женщина и тихо беседовали.
«Преста и Людовико, – отметил про себя Ошкорн. – А кто же мне говорил, будто Преста относится к воздушному гимнасту с насмешкой? Скорее наоборот, она слушает его с большим интересом».
– Что новенького со вчерашнего вечера? – спросил Жан де Латест. – Ничего по-видимому! Как вы просили, я позвал наутро Престу. Людовико, контролера, с которым вы вчера уже беседовали, месье Луаяля – я хочу сказать, месье Серве – десять униформистов и конюхов… Остальные придут после полудня, как вы распорядились.
– А мадам Лора?
– Мадам Лора будет тоже после полудня.
– Вы могли бы попросить ее приехать ровно к двум часам? – спросил Ошкорн.
Пока Жан де Латест набирал номер телефона, Патон подошел к Ошкорну.
– Почему так точно – ровно в два?
– Я потом тебе объясню.
Мадам Лора не оказалось дома, и Жан де Латест попросил, чтобы ее соединили с ним, как только она появится…
Патон сел, Ошкорн остался стоять. Он отошел в сторонку и прислонился к стене возле стеллажа, сунув руки в карманы. Время от времени он позвякивал мелочью в кармане, что всегда выводило из себя Патона.
Подождав, когда Жан де Латест, положив трубку, повернется к нему и окажется в свете лампы, он неожиданно спросил его:
– Мне говорили, месье де Латест, что Людовико влюблен в Престу, а она относится к нему с насмешкой. Но сегодня утром я заметил, что они вполне ладят! Что вы на это скажете?
Жан де Латест едва заметно стиснул челюсти. Чуть-чуть. Потом пожал плечами и повел рукой:
– Преста так переменчива…
– Мы теряем время, – оборвал их Патон. – Может, приступим?
Ошкорн улыбнулся. Он-то уже давно «приступил»!
– С кого вы желаете начать? – спросил главный администратор.
– А почему бы не с вас? – спросил Патон.
Он встал и пересел в кресло, в котором некогда сидел месье Бержере.
– Это ваш кабинет?
– Нет, это кабинет Штута. По крайней мере так считалось, ведь Штут почти не занимался административными делами. А мой кабинет рядом.
Жан де Латест был довольно симпатичным малым. Однако иногда его взгляд вдруг становился пристальным и жестким. Но лишь на одно мгновение, и тут же главный администратор вновь выглядел приятным и беспечным.
Левая рука у него безвольно висела. Во время следствия по делу Бержере он рассказал о несчастном случае, который сделал его калекой.
Патон добросовестно задал ему те же самые вопросы, которые уже задавал при расследовании первого преступления, совершенного в Цирке-Модерн. И снова Жан де Латест рассказал о своей актерской карьере, оборванной несчастным случаем. Именно тогда один из друзей рекомендовал его месье Бержере, и тот предложил ему пост главного администратора цирка, где сам он был директором. Жан де Латест повторил алиби, предъявленное им и шесть месяцев назад: во время убийства он, Жан де Латест, находился в своей ложе, и не один.
– Короче, вчера точно так же, как и в прошлый раз?
– Точно так же.
– Вы присутствуете на всех представлениях?
– Нет, только по пятницам, когда мы показываем новую программу. Правда, полностью программа у нас меняется раз в две недели, но каждую неделю мы вводим новые номера. И я должен убедиться, что публика хорошо принимает их.
– Во время убийства месье Бержере вы выходили из ложи?
